Не лови золотого коня!
Шрифт:
В церкви на воскресную утреннюю службу собралось почти всё село. На Егора смотрели с уважением, шутка ли, барчонка от смерти спас, следователю помог. Даже девицы, что мавкиным женихом дразнили и как от чумного шарахались, стали приглядываться да глазки строить. И это они ещё о доме, Петром Фомичом Егору подаренном, не знали. Про этот подарок дед Егоров велел пока никому не сказывать, боялся, что сглазят удачу внука. В другое время Егор бы такому вниманию порадовался, а тут даже не заметил, мыслями был уже у Ворожеи да у дядьки Архипа.
Сразу,
Подъехав к дому Ворожеи, Егор соскочил с коня. Откуда-то из под крыльца выкатился толстый щенок и принялся звонко лаять.
— Ишь, какой грозный! Доброе утро, тётушка, — сказал Егор вышедшей на крыльцо Ворожее.
— Славного ты сторожа мне присоветовал, Егорша, — ответила та и пригласила войти. — Пойдём, почаёвничаем, самовар уж поспел. Коня вон, к перилам привязать можешь. Тихо, Соколко, свои.
Щенок лаять перестал, опасливо косясь на жеребца.
Егор накинул повод на перила и вошёл в дом. На столе пыхтел расписной самовар, высились горой в плетёной корзинке пирожки, источал цветочный аромат мёд в крынке. Иконы не были завешены, перед ними горела лампадка. Егор снял картуз и перекрестился на красный угол, затем спросил:
— Как там Павел Петрович?
— Поправляется, вовремя ты его в больницу доставил. Что смотришь? Я хоть и знахарка, помощи докторов-фельдшеров не чураюсь, — сказала Ворожея и, кивнув на подоконник, заставленный бутылочками с настоями, продолжила: — Вон, травки для Павлуши заварила, к вечеру настоятся. Да ты присаживайся, сейчас чаю налью.
Ворожея налила свежезаваренный чай в тонкие фарфоровые чашки. Их и брать-то в руки страшно стало.
— Тётушка, может, мне в кружку нальёшь? Вдруг разобью, — произнёс Егор.
— Не разобьёшь, а коли и так, то на счастье, — успокоила Ворожея.
Егор спохватился и вытащил из заплечной сумы гостинцы.
— Прими подарочек, тётушка, не побрезгуй.
— Ох, спасибо! Охоча я до тульских пряничков. Всегда, как на ярмарку выбираюсь, покупаю, — воскликнула Ворожея. Она выложила пряник на стол, повязала подаренный платок концами назад и добавила: — Ну, рассказывай о приключениях своих.
И Егор всё, как на духу, выложил. И про сны странные, и про коня золотого, и про путешествие во времена стародавние, не забыл про кикимор и коней болотных. Упомянул про призрак монахини в больнице и про явление преподобного старца.
— Выходит, правду карты сказали, — задумчиво протянула Ворожея. — Что касаемо коня золотого, вот почему я понять-то не могла, когда воск вылился, живой он будет или нет. Не подумала, что дух может в золотую статую вселиться. Вот к чему мавкино предупреждение было, какого ты не послушал. Слава Богу, всё к лучшему получилось.
— Тётушка Ворожея, неужели я теперь призраков видеть буду? Сны вещие? — с тревогой спросил
— Вот что я думаю, Егорша, — сказала Ворожея после недолгого молчания, — покажутся тебе лишь те, у кого дела земные не закончены. А таких не много. Насчёт снов не скажу, о том не ведаю. Да, раз к слову пришлось, Ульянку маменька её отмолила. Она к тебе точно больше не явится. Что ещё сказать хочешь, да не решаешься?
Задав этот вопрос, Ворожея посмотрела на Егора проницательным взглядом.
— Хотел, чтоб ты мне карты раскинула на встречу предстоящую, да передумал. Будь, что будет! — признался Егор и пояснил: — Меня кучер Петра Фомича, дядька Архип в гости зазвал. С дочкой познакомить хочет.
— Смотри-ка, подросла егоза, — с улыбкой произнесла Ворожея. — Езжай, вдруг и впрямь — судьба твоя. А ежели сомнения охватят, меня знаешь, где найти.
Тепло распрощавшись с Ворожеей, Егор поехал в Семёновку.
Глава тридцатая. Василиса
В Семёновке Егору бывать доводилось. Потому он легко отыскал нужную улицу, их в деревне всего-то три и было. В конце улицы располагались дома богатые, добротные, окруженные заборами с тесовыми воротами.
Неподалёку от этих домов стоял колодец, там девица воду набирала. К Егору стояла она спиной, но что-то неуловимо знакомое было в стройной фигуре и чёрной косе до пояса. «Нет, этого не может быть», — пронеслось в голове у Егора.
Девица перестала крутить ворот, подхватила колодезное ведро и наклонилась к своему, повернувшись в пол-оборота. С шеи свесился очень хорошо знакомый Егору пятак.
Егор словно слетел с Сивки и кинулся к девице с криком:
— Матрёнка!!!
От неожиданности девица выпустила из рук ведро, то полетело в колодец, звеня разматывающейся цепью. Раздался глухой всплеск. Девица обернулась, и Егор стал, как вкопанный, не в силах слова вымолвить.
— Обознался ты, парень. Меня с рожденьица Василисой кличут.
Но Егор уже и без этих слов понял, что девица — не Матрёна. Тоже черноволоса, глаза синие, но сама повыше, да пофигуристей будет. Да и медальон всего лишь медный кругляш, который, может, и был когда монетой, но от времени все цифры и буквы стёрлись.
— Прости, Василиса, но уж больно ты со спины на знакомую мою похожа, — сказал Егор, опомнившись. — Давай, помогу. Я напортачил, мне и исправлять. Подержи.
Егор вручил девице, назвавшейся Василисой, повод от коня и принялся крутить ворот колодца. Он перелил воду в её вёдра, поддел на коромысло, что стояло, прислонённое к срубу, поднял на плечи.
— Ты смотри, ловко как! — воскликнула Василиса. — Первый раз вижу, чтоб парень так с коромыслом управлялся.
— Так я маменьке сызмальства помогаю, — ответил Егор. — Мне и в руках вёдра донести не в тягость, но ежели коромысло есть, к чему напрягаться? Говори, куда идти?