(Не) люби меня
Шрифт:
— Не бойся, — услышала я голос короля. — Ты ведь снова хочешь пережить это, и дойти уже до конца. И я счастлив, что ты захотела пережить это со мной.
— Вашему величеству известно, что я здесь не по этой причине, — ответила я.
— АХ, да — ненависть и расчет, — сказал он, спускаясь ниже и покрывая поцелуями каждый дюйм моего тела. Но в этот раз поцелуями он не ограничился, и, дойдя до груди, приласкал один сосок языком, а другой легко сжал пальцами.
Эта ласка ошеломила меня — я и не подозревала, что руки мужчины могут быть такими горячими, такими
Его поцелуи и прикосновения жгли мою кожу. но это был приятный огонь — дарящий негу, солнечное тепло и… ни с чем не сравнимое удовольствие. Жозеф никогда не ласкал меня так подолгу. Он, вообще, считал ласки чем-то лишним, спеша перейти к главному, а этот мужчина умел быть нежным.
Он уже целовал мой живот, спускаясь все ниже, и я испуганно и возмущенно вскрикнула, когда он заставил меня развести колени и приласкал точно так же, как до этого ласкала его я, пытаясь довести до экстаза.
Я хотела прикрыться, но он не позволил, убрав мою руку и поцеловав в ладонь.
— В прошлый раз ты не разрешила сделать это с тобой, — сказал он, и голос его звучал завораживающе, он и приказывал, и просил, и уговаривал. — Но сейчас прошу тебя, не противься… Я давно мечтал об этом.
— Не надо, — пролепетала я, краснея, — это совсем не нужно…
— Так смело ласкаешь мужчину, а принимать ласки стесняешься? — спросил он, покрывая поцелуями внутреннюю сторону моих бедер. — Помнишь, что написано в трактате? В любви должен быть возвращен каждый поцелуй, каждый удар. Ты доставила мне огромное удовольствие, так позволь я верну его тебе.
Язык его снова коснулся моего потаенного места, а ладони сжали груди — играя ими, теребя соски, и огонь охватил мое тело с новой силой — сжигая, пожирая до самой последней частички.
Сама не замечая, я уже извивалась под руками короля. Сейчас меня не держали никакие путы — ни веревки, ни мораль. Я переступила черту, и не было смысла бояться запачкаться, если уже рухнула в болото с головой. Да, я стала грешницей…
Прелюбодейкой — по закону церкви. Но этот грех был таким сладким…
Я уже плохо понимала, где действуют его язык, а где — пальцы. Мир перестал существовать, осталось одно только наслаждение — бесстыдное, палящее, сводящее с ума.
— Теперь ты готова, — король оказался совсем рядом, и его грудь коснулась моей груди. — Диана… Я так ждал… — он помог себе рукой, заставляя меня раскрыться, и его член вошел в меня — на удивление легко и без боли.
Сладостная нега исчезла в одно мгновение, и я вдруг очнулась, осознав, что лежу в постели с чужим мужчиной — и это было страшно и постыдно. Как могла я так низко пасть? Я, которая клялась, что у меня будет один мужчина на всю жизнь — мой муж, брак с которым освятила святая церковь…
Король подался еще вперед, еще — и прижался ко мне, тяжело дыша, впиваясь поцелуями мне в шею. Мне казалось, он заполнил меня всю, и я испугалась, смогу ли это выдержать. Но он, словно почувствовав
— Диана… — шепнул он. — Моя…
Голос его прозвучал какой-то дурманящей музыкой, и я закрыла глаза, подстраиваясь под ритм его движений. Он шептал что-то еще, целовал мое лицо быстрыми горячими поцелуями, припадал губами к шее, к груди, удерживаясь на локтях, чтобы не слишком наваливаться на меня.
Постепенно я расслабилась, и вместо страха и неловкости пришло совсем иное чувство. Мне было вовсе не неприятно, наоборот. Во всем теле разгорался огонь, который я не могла ни с чем перепутать. Это был огонь страсти. Но не такой, какой охватывал меня в постели с Жозефом. По сравнению с этим пламенем, то было жалким язычком огня на тонком фитильке. Мне захотелось, чтобы Ланварский волк навалился на меня всем телом, захотелось ощутить его тяжесть, почувствовать всю его силу.
И я испугалась этого по-настоящему! Я поклялась действовать лишь по холодному расчету, а сама уже таяла в крепких мужских объятиях. Но это неправильно, это не то, чего я ждала!
Вцепившись в плечо короля, я не знала, чего желаю больше — оттолкнуть этого мужчину, который медленно, но верно шел к своей цели, или прижаться к нему, отдаваясь его страсти.
Я не сдержала стона, и король тут же коснулся кончиками пальцев моих губ.
— Еще, — выдохнул он. — Еще! Хочу это слышать…
Кусая губы, я старалась молчать — старалась из упрямства, хотя понимала, что проигрываю. И проиграла — запрокинула голову, подставляя груди для поцелуев, и когда король жадно набросился на них, застонала от наслаждения.
Теперь он перестал сдерживаться. Движения его убыстрились, стали сильнее, глубже. Он брал меня дико, яростно, подрыкивая при каждом проникновении, стискивая зубы, подстанывая, и я тоже уже не сдерживала стонов превращаясь в такое же дикое животное, как и он сам.
Мощно двигая бедрами, король то ласкал мои груди, сжимая их, покрывая поцелуями, то хватал меня под колено, заставляя раскрыться перед ним, и тогда я не могла сдержать вскриков. И хотя это были не крики боли, он отступал и бормотал извинения, что был груб, но тут же забывался и бросался в новую атаку. пронзая меня снова и снова.
Изгибаясь ему навстречу, я гладила его затылок, плечи, и сама что-то шептала, о чем-то умоляла, не понимая, о чем прошу. Мысли исчезли, исчезло все в этом мире — были только мы двое, голые, утратившие человеческий облик, отчаянно стремившиеся друг другу навстречу. Я шла к нему, думая, что это будет моим падением, но вместо падения я взлетала — в самое небо, навстречу золотому солнцу, а потом солнце взорвалась сотнями ослепительных искр.
Я медленно приходила в себя, чувствуя во всем теле блаженную слабость. Король лежал, уткнувшись мне в плечо, и опираясь на локоть, чтобы мне не было тяжело.