Не оглядывайся, старик (Сказания старого Мохнета)
Шрифт:
– Нет? Совсем нет? Ни мамы, ни сестры? И не было?
– Почему не было?
– спросил он, не отрывая глаз от шитья.
– II мама была, и папа... И сестра, и брат... Даже де душка с бабушкой. И очень меня любили, как тебя дед с бабуш кой любят.
– А куда же они все подевались?
– Я присел возле Шнрхана на корточки.
Он глубоко вздохнул и сказал, по-прежнему не отрывая глаз от рубахи:
– Соседний хан напал на наше село, разорил, разграбил. Многие погибли, а кто уцелел, разбрелись кто куда... Поумирали:
Я молча смотрел на Ширхана. Сколько горя перенес этот человек! И как спокойно говорит об этом.
– Зачем же хан напал на ваше село?
– Да он с нашим ханом враждовал. Паи! тоже ихних людей губил!
– А зачем же шах позволяет?
– Шах?... А ему только на пользу, чтоб наши истребляли друг дружку.
– Почему?
– Эх, братик, мал ты еще...
– А ты расскажи, расскажи, Ширхан! Я пойму!
– Ну, ты знаешь, шах - перс, а мы и ханы наши - тюрки.
– Ну?...
– об этом я имел некоторое представление.
– Вот шах и хочет, чтоб мы дрались друг с дружкой, будем меж собой враждовать, некогда будет свободы добиваться!...
Я вроде и понимал то, что он говорит, но как-то уж очень туманно. Впервые в жизни от слуги моего деда я слышал о судьбе родного народа.
– А почему ваши храбрецы не пойдут и не убьют шаха? помолчав, спросил я.
Ширхан усмехнулся.
– Попробуй убей его!... У него и войско, и пушки, и пулеметы...
Подошла Гюллю.
– И чего ковыряешься?
– сказала она, укоризненно покачав головой.
– Не в пустыне небось, рядом люди есть.
– Не хотел тебя беспокоить...
– слегка порозовев, ответил Ширхан.
– Беспокоить!...
– Гюллю присела рядом на землю.
– Тоже нашел ханум! Давай сюда!
Она отобрала у него рубашку, взглянула и расхохоталась:
– Швея!
– Потом поднялась с земли и сказала почему-то шепотом: Зашью, постираю... Вечером принесу.
– Хорошо, - ответил Ширхан тоже тихо, не глядя на нее.
– Ширхан, - сказал я, когда Гюллю ушла.
– А ты бы купил себе новую рубашку.
– Денег нету, - с улыбкой ответил он.
Не зная, что сказать, я встал и ушел. Я сам не понимал, откуда взялось это чувство вины. Впервые в жизни мне было нехорошо, неспокойно от сознания того, что мы богаты, а другой так-беден, что не может купить себе рубаху, мне было совестно перед Ширханом за наш достаток. Быстро придя к решению, я скользнул мимо бабушки, которая по-прежнему дымила, сидя на топчане, и прошел в комнату. Я знал, что бабушка кладет деньги под тюфяк. Как настоящий вор, я настороженно огляделся по сторонам, приподнял тюфяк, схватил большую бумажку и побежал в сад. Ширхан лежал на спине, закинув руки за голову. Я наклонился, заглянул ему в лицо: спит или не спит?
– Чего тебе?
Я развернул
– Откуда у тебя деньги?
– он сразу сел.
– Тебе принес. Возьми, купи новую одежду. Ширхан взял ассигнацию, повертел в руках...
– А кто тебе ее дал?
– Никто... Я сам... У бабушки под тюфяком взял. У нее много! Хочешь, еще принесу?
Шнрхан задумчиво оглядел бумажку:
– Отнеси на место, - сказал он, протягивая ее мне.
– Не нужны мне ворованные деньги.
– Почему ворованные?
– неуверенно возразил я.
– Это же бабушкины. А бабушка моя.
Ширхан усмехнулся.
– Но раз бабушка не знает, что ты взял деньги, значит, ты их украл. Иди положи на место. Быстрее!
– И добавил, вздохнув:
– Ты хороший мальчонка, но только знай: мы люди бедные, но воров и жуликов у нас в роду не водилось!
Он взял меня на руки, поднял и поставил на землю.
– Давай быстрей. Не положишь на место, бабушке пожадуюсь!
Глубоко униженный, я поплелся класть деньги обратно. И тут меня застала бабушка.,
– Это что такое? Зачем деньги брал?
– Посмотреть...
– Не ври! Кто подучил деньги взять? Ширхан?
– Нет!
– крикнул я.
– Никто не учил!
– Ну хорошо, - бабушка подсела ко мне.
– Воровать никто не учил. А кто сказал, пойди возьми у бабушки деньги? Гюллю?
– Не-е-т!
– снова закричал я.
– Ширхан?
– Нет! Нет! Нет!...
– У-у, суннитский выродок!... Наверняка этот сукин сын хамшари (так называли у нас азербайджанцев с той стороны Аракса) подучил ребенка!...
В окно мне было видно, что Ширхан стоит, опершись о колонну, и слушает наши голоса.
– Я же сказал: никто меня не подучивал!
– В последним раз выкрикнул я и зарыдал.
– Ладно, ладно!...
– бабушка сразу смягчилась.
– Садись, поешь...
– Не хо-о-чу!
– всхлипывал я, вытирая слезы ладонью.
– Ишь ты, суннит хвостатый!
– разозлилась бабушка.
– Обиделся! Нежный какой!...
Сердясь на папу, бабушка обычно называла его "хвостатый суннит". Как-то раз я не утерпел и спросил Гюллю, правда ли, что у суннитов бывают хвосты. Гюллю расхохоталась и сказала: конечно, бывают. Точно, как у козлов.
Осмотревшись по сторонам, я незаметно взял бабушкин мундштук и сунул под диванную подушку. Я всегда что-нибудь прятал у бабушки, когда она ругала папу "хвостатым суннитом" - очки, платок, мундштук - и с наслаждением хихикал, видя, канона в гневе швыряет все подряд, отыскивая пропажу. И, конечно, бабушка тотчас хватилась мундштука.
– Гюллю! Эй, Гюллю! Опять эта проклятая штуковина подевалась куда-то! Гюллю! Гюллю!
– Какая штуковина, ханум? Мундштук или очки?
– Мундштук, чтоб он сгорел! Это все джинны, аллахом про клятые! Их рук дело!
– ворчала бабушка.