Не открывайте глаза, профессор!
Шрифт:
— Не преувеличивай. Просто ты ещё очень неопытна в отношениях… Получать подарки от своего мужчины — естественно.
— Вы не мой мужчина!
— Если дело не в платье, то в чём же? — Мортенгейн ловко ушёл от щекотливой и, вероятно, неприятной для нас обоих темы. — У тебя будут женские дни?
— Фу, — сердито сказала я. — Мы, конечно, целители, но имейте совесть, профессор. Ну вы и… Не будут. То есть, будут, обязаны быть, но не послезавтра…
А когда, кстати? Раньше меня не волновали подсчёты, но теперь… Будь проклят этот дуплиш
— Я не умею танцевать, — мрачно призналась я. Мортенгейн тихонько фыркнул куда-то мне в шею.
— Это такая мелочь!
— А что мне там, на Балу, прийти и у стеночки стоять? Максимум, что я могу — падать. Вместе со звёздами.
— А почему ты отлынивала от занятий танцами в детстве? — строго вопросил профессор. Я засмеялась.
— Мы с вами явно из разных миров. В моей семье не было денег на подобные увлечения, да и с кем у нас там было танцевать, с козами?!
Сказала — и замолчала.
— Продолжай-продолжай, — коварно подбодрил меня профессор. Потёрся щекой о моё плечо. — И в какой же это деревеньке мерзкие мелкокопытные отказывались танцевать с моей, — он довольно саркастично выделил это слово, — девушкой?
— И не мечтайте, больше я ничего не скажу!
— Уже сказала. Вычислить тебя теперь будет легче лёгкого — хватай первую девицу, которая оттопчет мне ногу… А ну-ка, вставай!
Он поднялся гибким звериным движением, отыскал на ощупь брюки и натянул их. Протянул мне платье.
— Какая похвальная, хоть и запоздалая стыдливость, — прокомментировала я, тоже пытаясь подняться и не с грацией пьяного в вожжи конюха, а гордо и независимо. Выходило так себе.
— Это необходимость, если мы будем танцевать голыми, мои мысли и позывы непременно пойдут не туда… Так, вставай рядом. Это просто, это тебе не аорту сшивать… Так. Левую руку вытягивай. Не натягивай, просто свободно вытяни! Положи её мне на плечо. Грэт всемогущий, ты знаешь, где у человека плечевая кость?! Правую чуть согни. Расслабься! Расслабься, кому говорят, а то ты выглядишь так, будто тебя окружила стая дуплишей с самыми подлыми намерениями…
— А что, — уныло сказала я, никак не ожидавшая столь спонтанного урока, а ещё того, что придётся прижиматься к обнажённому торсу Мортенгейна — кажется, это мои мысли идут куда-то не туда! — Вы нарисовали восхитительно соблазнительную картину, профессор. Стая дуплишей… в ночь болотника… обнажённых, возбуждённых — и все мои!
Мортенгейн оскалился самым натуральным образом, и по его лицу пробежала тёмная тень трансформации.
— Шучу, — быстро сказала я, нервно переступила с ноги на ногу — и наступила на профессорскую ступню. — Послушайте…
— Это ты слушай. Мы проходим по невидимому квадрату… Сейчас, подожди, я сдвину столы. Теперь следуй за мной! Шэд, ты можешь просто следовать за мной, я же веду тебя туда, куда надо?!
— У меня голова закружилась!
— Потерпишь. Стоп. Остановись! Нет, мы всё
— В смысле, теперь я учитель, а вы мой ученик?
— В прямом смысле, балбеска, вставай на моё место! Шаг ко мне, от меня. Ко мне… от меня… Повернись вокруг себя. О, боги, ты мне чуть запястье не вывихнула!
— Танцуйте со стулом, — огрызнулась я. — Сегодня кто-нибудь придёт уже вас убивать? Самое время!
— А что, хочешь присоединиться?
— Конечно. Вы ужасная зараза.
— Это у тебя обе ноги левые. Придётся приводить тебе в партнёры какого-нибудь козла.
— Если вы там будете — можно не утруждаться.
Мы остановились посреди аудитории, моей руки Мортенгейн не выпустил.
— Если честно, эти ваши недоброжелатели изрядно напрягают. Я не спрашиваю, кто хочет вас убить или просто испортить вам жизнь, очевидно, что очень многие, но может быть у кого-то чуть больше веских причин?
— Думаешь, я сам не размышлял над этим?
— Безусловно, размышляли. И что? Слишком много претендентов?
— Не поверишь, ни одного.
— Давайте начнём от печки, — вздохнула я, увидела недоумевающую гримасу Мортенгейна и поправилась, — с начала. У вас была целительская практика?
Мы сели на парту. Да-да, моя рука всё ещё была в его в руке.
— Разумеется, что за тупой вопрос? А как бы я стал преподавателем?!
— Вы могли купить диплом. Или получить его через постель.
Дуплиш вспыхнул.
— Что ты такое…
— Ну, вы мужественный. И симпатичный, самую малость. А в юности, наверное, вообще были хорошеньким смазливым парнишкой. Профессорши, принимавшие у вас экзамены, могли…
— Что ты несёшь, поганка мелкая! У меня была полноценная практика! — процедил Мортенгейн, так дёшево купившись на примитивную провокацию. — Свои «отлично» я получал на законных основаниях. И потом восемь лет отработал в лечебнице святого Венгария!
— А почему уволились? Или вас уволили? Небось у всех пациенток при виде вас случалась аритмия?
— Не твоё дело! — рявкнул Мортенгейн.
— Почему, профессор?
Желание поддразнить его было непередаваемо всепоглощающим.
К сожалению, желание продолжить всё остальное — тоже. Мортенгейн соскочил со стола и резко перевернул меня на живот, нависая сверху.
— Кто ты? Скажи мне.
— Просто обычный человек, — прошептала я, чувствуя, как он задирает мою юбку и завязывает её узлом на пояснице — платье я натянула, а вот на бельё время тратить не стала. Ладонь профессора прошлась по моему крестцу, скользнула между ягодиц, пальцы бесцеремонно принялись растягивать тугое колечко ануса. — Нет, подождите, так мы не договаривались, я против!