Не открывайте глаза, профессор!
Шрифт:
Несколько минут было тихо, ничего не происходило, насколько могла я судить. Потом мне показалось, что от волнения и напряжения у меня что-то случилось со зрением… я по-прежнему ничего нового не видела, но воздух чуть уплотнился… и двигался. Это выглядело так, будто в разных уголках аудитории одновременно слабо завращались самопроизвольно закрутившиеся и, увы, разумные смерчики. Если всматриваться до рези в глазах, можно было обнаружить, что у них есть узкий и острый хвостик с одной стороны и более широкая голова-воронка — с другой. Впрочем, сравнение со смерчами было не совсем верным, иллюзия вращения
Те самые «морфели»? Которые боятся… ах, что же ты так не вовремя отключился, мой дорогой профессор, ведь я же совершенно ничего в этом не понимаю! Кроме одного: надо бежать отсюда сломя голову и сверкая пятками. Вся эта ваша «экзотика», проще говоря, преследующая вас нечисть, к которой у меня сегодня отчего-то обнаружилась странная устойчивость, ничего хорошего ещё ни разу не хотела.
Я попыталась высвободиться из объятий спящего профессора — куда там! Он прижимал меня к себе так крепко, как тонущий хватался бы за единственную доску, явившуюся ему в пучине шторма и хаоса. А между тем материализовавшиеся, точнее, проявившиеся из воздуха «черви» вовсе не стояли — точнее, парили — на одном месте. Довольно шустро один из них подплыл, извиваясь всем своим прозрачным бесцветным телом, к «министерскому хрену» и — меня чуть наизнанку не вывернуло — буквально присосался к его седовласой лысеющей макушке. И тут же стал плотнее, налился не цветом даже — розоватым переливчатым сиянием.
Это что же, вот эта неведомая невидимая дрянь… она его жрёт, что ли?!
Я на мгновение представила, как одна из этих «пиявок» подплывает к нам с профессором, метя мне в лицо прозрачными зубами, снова безуспешно попыталась высвободиться от стальных мортенгейновых объятий, развернулась к нему и зашипела в лицо:
— А ну просыпайтесь! Немедленно!
— М-м-м… — пробормотал Мортенгейн, и хотя на его лице всё ещё была повязка, явно и не собирался открывать глаза.
— Просыпайтесь, кому говорю!
— Тш-ш-ш… — словно укладывая неугомонного ребёнка, продолжал что-то невнятное и умиротворяющее бубнить себе под нос профессор. — Тсс-с-с…
Видимо, сила дуплиша давала возможность сопротивляться мороку, но всё же её было ой как недостаточно.
А между тем один из червей уже подбирался к нам.
— Про-сы-пай-тесь! — я, уже не стараясь делать это незаметно, затрясла профессора, как молодой игривый пёс — тряпичную утку. — Чего боятся морфели, ну?! Чего они боятся?!
— Прекрати…те хулига… нить, — почти внятно произнёс профессор и попытался перевернуться на другой бок. Я навалилась на него всей своей хилой массой, чтобы удержать.
— Чего боятся морфели?!
— У-у-у, неугомонная… — Мортенгейн замахал руками, будто я была огромным назойливым комаром, а он — подвыпившим гулякой, мирно почивавшим в тёплой уютной луже у любимой таверны. — Вы так не заработаете… звезду… с такими… низкими знаниями!
— Это вне программы! — я уже не шипела — рычала. Ещё немного — начну скалиться и кусаться.
Кстати, а почему бы и нет?
Проклиная всё на свете, я потянулась к лицу вновь уплывающего в крепкий сон профессора и прикусила его за подбородок. Не удержавшись, прижалась к губам — и вцепилась зубами в нижнюю.
— Аманита, — шепнул Мортенгейн,
Твоя, твоя. Еще несколько дней, но всё же.
— Чего бояться морфели? — прошептала я в ответ, всерьёз испугавшись, как бы Мортенгейн — даром, что скорее спящий, чем бодрствующий! — ни попытался бы продолжить излюбленное занятие по развращению свой неудачливой адептки. А я бы ни согласилась, наплевав на все опасности и вообще на восемнадцать спящих, но всё-таки свидетелей.
— Морфели — духи ночи. Разумеется, они боятся света, дурочка…
В этот момент застывший перед нами «червь» колыхнулся и двинулся к Мортенгейну, выбрав его как предпочтительную жертву. Я мысленно взвизгнула и попыталась ударить странное существо — если его вообще можно было считать таковым.
Рука прошла сквозь морфеля, не ощутив преграды. Да что за выхухоль небесная…
Профессор забормотал что-то во сне, стараясь прижаться щекой к моей лодыжке. Не желая смотреть, как какая-то омерзительная гадость высасывает из Мортенгейна последние мозги — или что она там с ним делает?! — я подбежала к окну и распахнула занавески.
…так себе спасительная мера. Луна, хоть и решительно встала на путь, ведущий к полнолунию — и, соответственно, дню моего освобождения, светила невыразительно и тускло, да и вообще пренебрегала своими обязанностями где-то за тучей. Свет фонарей, освещавших территорию вокруг корпусов храма науки, до нашего окна и вовсе не доходил.
Конечно, надо было выбежать из аудитории… Смогу ли я оторвать светильники, освещавшие коридор? Вряд ли, они же прикреплены под самым потолком!
Я видела мерцающие, фосфорицирующие тела тварей, поглощавших жизненную энергию находящихся вокруг людей. Если бы не Мортенгейн, давно бы уже неслась прочь отсюда с визгом. Но оставить его… тут, одного?!
А кроме того, как бы ни глупо это звучало, я не хотела подставлять Мортенгейна с его тайнами, в которые я невольно оказалась замешана. Не хотела ни оставлять, ни подставлять.
Где же взять свет?!
Я гневно тряхнула волосами. Вспомнилось вдруг, как Кэрри Луис, толстенький мальчик, живущий по соседству с бабушкиным домом, дразнил меня в детстве, хватая за косу и резко отдёргивая руку с криком «обжёгся!»
Жаль, что огненный цвет волос — одно название, никакого реально света или огня они дать не могут.
…они не могут, а огонь, настоящий огонь — может, конечно же! Вот только где его взять?! Развести костёр посреди аудитории в кратчайший срок никак не выйдет:
Секундочку, но я же целитель в Храме Науки. Здесь мы занимаемся зельеделанием, здесь почти в каждой аудитории, и в этой в том числе, имеются стеллажи со всякой посудиной, а кое-где и с некоторым базовым набором ингредиентов. Правда, не настолько же преподаватели безумны, чтобы оставлять спирт на виду у студентов!
Я пробежалась вдоль стеклянных стеллажей, расставленных вдоль стен — в некоторых из них действительно что-то было, но полумрак не позволял понять, что именно, к тому же стеллажи были заперты. А, была не была! Я обернула кулак юбкой и разбила стеклянную стенку, на удивление — без особого труда, даже не поранившись. Одну, другую, третью…