Не погаси огонь...
Шрифт:
Карьера самого Павла Григорьевича тоже складывалась по воле прихотливых случайностей. Правда, ход ей был дан, когда будущий генерал еще сосал грудь кормилицы. Уже тогда отец приписал его к гвардейскому полку, ибо с установления Петром I табели о рангах никто в государстве Российском не вправе был подниматься в чинах, перескакивая через низшие. В этой табели путь от корнета до генерала занимал четыре десятка лет. Но откуда же брались бы тогда молодые генералы и адмиралы? Не нарушая священную петровскую табель, отцы придумали, как пользоваться ею разумно. Курлов-младший достаточно быстро одолевал ступеньки. И все же нет-нет, а чувствовал: не прощают ему холопского происхождения. Это чувство еще больше укрепило его в жизненном принципе: служи ревнительно, ублажай предержащих власть, компенсируя свое самолюбие за счет нижестоящих. И уповай на случай.
Случай
На посту вице-губернатора он выказал усердие. Но фон Плеве выполнить обещание не успел: бомба террориста Егора Сазонова разнесла министра в клочья. Однако его преемник Булыгин приметил старательного администратора и в разгар смутного, пятого года назначил губернатором в Минск. Вот там Курлов развернулся! Это его агенты заманили толпу демонстрантов к вокзалу, под перекрестные залпы и казачьи шашки. Бойня получилась такая, что поднялся шум на всю Россию. Государь же на донесении губернатора начертал: «Это щекотно!» – и дела Курлова быстро пошли в гору. Он был вызван в столицу, назначен вице-директором департамента полиции. А тут подоспел скандал с Трусевичем – и вот уже он директор! Ненадолго: случилась история с Максимовским. Получив сообщение, что начальник главного тюремного управления смертельно ранен в своем кабинете, Курлов тотчас же прибыл на место происшествия и застал такую картину: кабинет полон народу, городовые держат за руки растрепанную молодую женщину, Максимовского же, потерявшего сознание, увозят на операцию. Павлу Григорьевичу доложили: сия девица пришла к генералу на прием, оставшись же наедине с ним, несколько раз выстрелила, затем бросилась к окну. Задержал злоумышленницу ожидавший представления шефу начальник одной из губернских тюрем, вбежавший в кабинет на выстрелы.
«Обыскать террористку!» – приказал Курлов. Вызвали женщин-надзирательниц. Но когда они подступили к девице, та сказала: «Осторожней, дуры! Взлетите на воздух!» Павел Григорьевич вспомнил не столь давний взрыв в особняке Столыпина на Аптекарском острове и почувствовал холод под ложечкой. Приказал держать преступницу крепче и вызвать из артиллерийского управления специалиста по обезвреживанию метательных снарядов. Офицер прибыл. «Разложить на полу!» Городовые опасливо повалили женщину навзничь. Офицер начал расстегивать платье, удовлетворенно показал на две проволочки и маленькую батарейку у предплечья: «Адская машинка». Щипцами перекусил проволочки, расшнуровал лиф. В ложбинке – две связанные плитки, желтые, как бруски мыла, на розовой упругой коже. «Экстрадинамит», – пояснил специалист. Нагая девица лежала, не делая ни малейшей попытки пошевелиться, не моргая, будто ничего и не чувствуя, только лоб ее и лицо усеяли капли пота.
Динамит на девичьей груди!.. Сколько потом ни возвращала память эту картину, Курлова окатывали жар, озноб и – страх. А тогда, в кабинете Максимовского, ему сделалось страшно до дурноты. Павел Григорьевич не стыдил себя за трусость. Человек по природе слаб. Даже если порой способен на сумасбродные поступки. Вот эта девица, Евлалия Рогозникова, выстрелить в Максимовского смогла, а дернуть за шнурок струсила. Хотя все равно через несколько недель пошла под «столыпинский галстук». И сколько иных случаев. Умом, в фантазиях – герои!.. А как надвинется последняя черта – стоп! Жизнь-то одна…
После похорон Максимовского Курлов принял его должность. Воистину мог сказать вслед за Скалозубом: «Довольно счастлив я в товарищах моих». Служба в тюремном ведомстве доставляла ему высокое удовлетворение. Управление было одним из важнейших среди ведомств Российского государства, и власть его простиралась на всю империю. Централы, остроги, пересыльные тюрьмы – от столицы до дальних далей; недреманная опека ссыльных и выпущенных на поселение, неблагонадежных обоего пола, рассеиваемых по бесчисленным северным деревням; использование
Однако время шло, и он начал опасаться: не забыли ли о нем там? Но снова подоспел случай напомнить о себе – куда более счастливый, чем с портретом фон Плеве и Максимовским. Хотя Павел Григорьевич давно снял мундир гвардии, он не порывал связи с конногренадерским полком, в котором начинал службу, исправно приезжал на полковые праздники и собрания офицеров. В тот раз их полк осчастливил посещением государь. Он допоздна задержался в казарме, слушая трубачей, песенников и балалаечников, а потом отдохнул душой от дворцовых тягот в «шатре». Кур лов старался быть поближе к захмелевшему царю. Николай II приметил его. Спросил, не родственник ли он полковнику, верно служившему незабвенному батюшке. У его величества была превосходная память. Вскоре по высочайшему повелению Курлов был произведен в генерал-майоры и назначен товарищем министра внутренних дел.
Вернувшись на Фонтанку в новом мундире, он начал трудиться не покладая рук. Пока Столыпин пребывал на лечении в Крыму, добился перевода командира отдельного корпуса жандармов барона фон Таубе в армию наказным атаманом войска Донского, а сам по именному указу занял его пост. Жандармский корпус, ведший свою историю от восстания декабристов (он был создан вслед за тем невероятным событием на Сенатской площади, в начале 1826 года), являл собой реальную силу: на жандармских офицеров была возложена обязанность не только политического розыска, но и производства расследования – без всякого контроля, даже сенатского. Деятельность корпуса не ограничивали никакие законы. В состав его входили губернские и областные управления, управления на железных дорогах, дивизионы и команды в городах. Корни, пущенные им и департаментом полиции, ветвились и простирались вглубь и вширь. Всю эту силу и прибирал теперь к рукам Павел Григорьевич, смещавший старых служак и назначавший на их должности молодых, преданных ему. Да и на Фонтанке, в департаменте полиции, все больше постов вместо гражданских «шпаков» занимали офицеры корпуса.
Курлов же настоял и на назначении директором департамента Нила Петровича Зуева. Зуев понимал, в какую игру вовлечен. Однако, высказывая преданность и Столыпину и Курлову, делал вид, что находится в неведении. Службист, он знал: «Цари беснуются, а платят ахеяне». Посему трудился усердно, но решение острых вопросов оставлял на усмотрение высшего начальства.
Вот и сегодня, ознакомив товарища министра с высказываниями «Русского слова», он изложил проект создания центрально-филерского отряда в дополнение к местным, существующим при охранных отделениях, и «летучим», которые департамент комплектовал по мере особой надобности. Зуев предлагал собрать в центральный отряд наиболее опытных агентов из всех отделений, чтобы усилить наблюдение за революционерами как в столицах, так и в провинции, и даже в зоне заграничной агентуры. Директор представил на усмотрение Курлова и положение о регистрационном бюро. Задача бюро – наблюдение за лицами, приезжающими в Петербург и временно проживающими в гостиницах и меблированных комнатах.
– Вполне своевременно, – одобрил оба проекта товарищ министра. – Что у вас еще?
В папке директора было ходатайство известного департаменту политэмигранта, инженера-технолога Красина Леонида Борисова о разрешении вернуться в пределы России.
– Означенное лицо в период событий пятого года ведало финансами и техникой РСДРП, – заглядывая в бумаги, доложил Нил Петрович. – Имелись косвенные указания на причастность Красина к тифлисской экспроприации, осуществленной боевиком Тер-Петросяном. Инженер укрывался в Финляндии. В свое время департамент добивался от тамошних властей выдачи его, однако он был освобожден финнами и эмигрировал.