Не погаси огонь...
Шрифт:
Царь благосклонным кивком принял приветствие министра и предложил ему сесть. Сам Николай II в кресле с высокой, как у трона, спинкой, под портретами Петра Великого, Александра III и супруги казался меньше и тщедушней, чем был на самом деле.
Отпечаток индивидуальности хозяина кабинета хранили лежащие на столиках строевые рапорты и строевые записи воинских частей, приказы по округам, отчеты о смотрах, парадах и маневрах. На отдельном столике собирались приказы и ведомости по полкам, носившим его имя, а также рапорты и ведомости начальника императорской охоты князя Голицына с указанием убитой дичи в заказниках, записи счета игр в карты и домино с придворными и целая стопа адресов от дворянства, земских собраний, патриотических монархических союзов: каждый адрес в цветном кожаном или бархатном переплете с золотым тиснением или чистого золота накладкой и с муаровой подкладкой, которую государь предпочитал иным. Особо, каждая в своей обложке, стопой, лежали оды, баллады, поэмы, песни
Столыпин приступил к докладу. Начал с сообщения о намерении революционных организаций совершить выступления во время предстоящих празднеств в Киеве и о мерах, предпринятых министерством.
– Некоторые антиправительственные организации пытались даже учинить всеобщую забастовку на железной дороге по пути следования поезда вашего величества, а также поднять в отдельных местностях бунты, – монотонно говорил он. – Все преступные мероприятия пресечены в корне.
Это было мелко. Никто никакой забастовки, а тем более бунтов устраивать не намеревался. Но Столыпин считал, что с маленькими людьми и говорить надо о таком, что только и может их взволновать, – о безопасности собственной персоны. Царь всегда охотно слушал о всяких заговорах и их разоблачениях, испытывая при этом мстительное торжество, подобное тому, какое ощутил пять лет назад, когда вырвался наконец из своего заточения в Петергофе, где ни жив ни мертв отсиживался во время революционных баталий, захвативших столицу и чуть не всю Россию. Чувство унижения и страха, доходившее до ужаса отчаяния, сменилось у него после разгрома революции жестокой мстительностью. Доклады министра внутренних дел, касающиеся всевозможных преступлений и их раскрытия, Николай II любил особенно, подобно всем его предшественникам на престоле. Пожалуй, оно и нужно – сгущать краски. Пусть чувствует, в чьих руках сила и собственная его безопасность. Петр Аркадьевич вспомнил о карикатуре, которую недавно подарил ему Зуев. Министр обладал слабостью – он собирал все карикатуры, которые рисовались на него и публиковались в различных изданиях. Эту прислал из Парижа заведующий заграничной агентурой. На рисунке был изображен Николай II и стоящий перед ним Столыпин. Министр докладывал: «Теперь ваше величество в безопасности», а царь отвечал: «Да, я был бы в безопасности, если бы речь шла только о революционерах, но ведь остается еще и полиция!» Тонко уловил, шельмец!..
Покончив с злоумышлениями, Столыпин приступил к изложению соображений о мерах, кои решено предпринять для обеспечения охраны царя во время предстоящей поездки:
– На обеспечение охраны ассигновано четыреста тысяч рублей. В городах проведена общая регистрация населения по проверке благонадежности оного, особо будет регулироваться доступ лиц в места церемоний. Для обеспечения благополучного проследования вашего величества по Днепру и Десне я признал необходимым принять меры к охране рек: в первой линии будут размещены агенты и стражники в ста лодках; вторую линию, по обоим берегам, обеспечат стражники, особенно в местностях, покрытых зарослями, и наконец, в третьей линии будут размещены солдаты из расчета пять единиц на версту. Все командированные и местные чины будут удовлетворены суточными в усиленном размере.
Царь слушал внимательно, не перебивая. Лишь в конце поинтересовался:
– Что значит: в усиленном?
– Генералам – по пять рублей, штаб-офицерам – по четыре, обер-офицерам – по три, нижним чинам – по рублю. Соответственно – чинам полиции и отдельного корпуса жандармов.
– Не мало? Нижним чинам нужно хотя бы по тридцать – пятьдесят копеек набавить, не следует скупиться.
– Будет исполнено, ваше величество, – ответил министр, подумав, что теперь не уложишься и в полмиллиона.
Эту часть доклада он заключил просьбой – в связи С предполагавшимися антигосударственными выступлениями и обеспечением безопасности путешествия дать указание совету министров продлить положение об усиленной охране в империи еще хотя бы на год. Царь быстро согласился, тут же вывел на листе с проектом, который извлек из своей папки премьер, букву «С», что означало: «Согласен».
Следующей по намеченному Петром Аркадьевичем плану шла программа предстоящего путешествия. Первым пунктом был Белгород – открытие мощей святого Иоасафа. Столыпин уповал, что останки нового святого старца отвлекут внимание царя от Распутина, как некогда фон Плеве удалось с помощью мощей Серафима Саровского отдалить французского оккультиста Филиппа. Министром приняты все необходимые меры, чтобы не получилось такой оплошности, какая произошла с мощами тамбовского отшельника. Известно, что останки святого должны быть нетленны. В некоторых случаях так и бывало: монастырские кладбища располагались обычно в песчаных местах, где нет гниения, поэтому через какие-то годы труп погребенного лишь усыхал, сохраняя облик человека. Каково же было смятение, когда, подняв гроб Саровского старца, под сгнившими досками обнаружили скелет да клочки савана. Местный архиерей даже отказался подписать бумагу о нетленности святого. Пришлось фон Плеве с помощью синода быстро заменить упорствовавшего священника на более уступчивого. Теперь
– К открытию мощей святителя Иоасафа составлено его житие. Отпечатано в достаточном количестве в типографиях синода и министерства внутренних дел для бесплатной раздачи в церквах. Рака для мощей также готова. Работы по устройству торжеств заканчиваются, движение паломников организовано, в Белгород начали прибывать представители местных обществ хоругвеносцев.
Николай II слушал, не проявляя никакого интереса. Это обстоятельство озадачило Петра Аркадьевича, хотя по выражению лица царя не всегда можно было догадаться о его мыслях.
– Накануне открытия мощей во всех церквах империи будут совершены всенощные бдения, утренние богослужения, а затем и божественные литургии…
Казалось бы, такое нагромождение обрядов, да и сами торжества – все должно было понравиться государю. Но он лишь повел плечом:
– Мы решили в Белгород не заезжать. Проследуем прямо в Киев.
«Вот оно что! „Мы решили!..“ Кто? Александра Федоровна? Или пройдоха Распутин?.. Наверное, оба… Разгадал негодный мужик мой план, боится потерять влияние… Надеюсь все же, что хоть в Киев не осмелится он заявиться со своей богомерзкой рожей…»
Настроение Столыпина начало портиться. А ему очень нужно присутствие духа и твердость для предстоящего трудного разговора. Оттягивая, он приступил к изложению программы пребывания в Киеве, Овруче и Чернигове. Все дни после прибытия в «мать городов русских» были рассчитаны по минутам и заполнены посещением соборов, монастырей, осмотром церквей и маневрами войск. Царь опять слушал с интересом – и вывел «С» на бумаге.
Еще не переходя к главному, министр доложил: дабы достойно ознаменовать трехсотлетний юбилей царствования дома Романовых, Государственная дума по предложению Родзянки обсудила вопрос об устройстве в Петербурге памятника династии в виде великолепного сада со скульптурами, фонтанами и павильонами. Под памятник будет отведено сорок тысяч квадратных саженей, главная скульптура в виде древнерусской ладьи и фонтана встанет на центральной площади, вокруг ладьи будут изображены русские реки – маленькими фонтанами, соединяющими свои струи в один могучий бассейн царственной Невы. В аллеях, прилегающих к фонтану, запроектировано разместить бюсты и статуи представителей династии и выдающихся сподвижников.
Идеей празднования трехсотлетия «Дома Романовых» Столыпин решил занять царя и двор, чтобы отвлечь Николая и камарилью от реальных забот государства. Пышное празднование должно также способствовать консолидации нации и укреплению устоев трона. Хотя юбилей предстояло отмечать лишь через два года, но на возведение памятников и иных монументальных сооружений, на чеканку медалей и юбилейных монет оставалось не так уж много времени. Главное же – одический настрой в общественном хоре, медь литавр и звуки фанфар, которые объединяют, окрыляют души и сплачивают даже разномыслящих, как хорошая победоносная война могла бы объединить в патриотическом порыве всех несогласных. Такое объединение надобно Руси более чем когда-либо прежде. И если на победоносную войну после постыдного поражения на Дальнем Востоке рассчитывать пока не стоит, пусть этой идеей явится юбилей царствующего дома.
Николай заразился мыслью – хотя наверное знал, что в его жилах нет, да и не может быть ни капли крови подлинных Романовых, взявших начало от царя московского Михаила Федоровича, сменившего в 1613 году на троне Василия Шуйского. Не посчастливилось бы тому жрецу науки, который осмелился без оглядки исследовать корни государева древа. Тем смехотворнее были славословия по поводу того, что нынешний государь – избранник божий. При деде нынешнего императора, Александре II, все дворцовые мудрецы делили ставки на наследование престола между старшим сыном царя, тоже Николаем, и побочным, прижитым от венценосца княгиней Долгорукой-Юрьевской. У сластолюбивого Александра II было немало внебрачных детей, принесенных фрейлинами и гоф-мейстеринами. Но лишь красавице Долгорукой-Юрьевской удалось пленить его настолько, что царь при живой супруге поселил фаворитку в Зимнем и в ее опочивальне принимал доклады сановников. Мудрецы гадали: Николай или Георг; сын-цесаревич или плод любви? Кто воссядет на российский престол? Шансы Георга неизмеримо возросли, когда царица умерла, и Александр II обвенчался с Долгорукой-Юрьевской, ставшей великой княгиней. Развязка наступила неожиданно. И такая, какую не мог бы предугадать сам Соломон. Царевич Николай умер на средиземноморском курорте от скоротечной чахотки. Княгиня Долгорукая-Юрьевская подписала полное отречение для себя и своих детей от всех прав на трон. Первого марта 1881 года, в час сорок пять минут пополудни разорвались бомбы Желябова, Кибальчича и Перовской, разнесшие в щепы царский экипаж и сподобившие Александра II «почить в бозе». И тогда, из дальнего имения, из круга помещичье-хозяйственных и семейных забот был призван к венценосным обязанностям даже и не помышлявший о престоле второй сын почившего монарха – тридцатишестилетний Александр Александрович, ставший с того часа государем всея земли русской Александром III. А его двенадцатилетний отпрыск тщедушный Ники был объявлен наследником.