Не рычите, маэстро, или счастье для Льва
Шрифт:
– Вы после ошеломляющего дебюта на рояле играли, - проворчала Ирина. – Пока не упали рядом с ним. Или под него.
Лева кивнул. Смущенно. Потом поцеловал ее, быстро, легко.
– Погоди, я сейчас.
– И понесся за врачом.
Ирина села на кровать. И поняла, что совершенно. Неприлично. Абсолютно счастлива.
– Поехали, - в палату заглянул Лева, взял сумку. – Бумаги я забрал.
Ирина кивнула. И вдруг расплакалась. Сумка оказалась на полу, Лева – рядом с ней.
– Ирочка, ну что же… Ну… Не надо… Прости.
Она
– Поехали, - взяла она себя в руки.
– А почему не Олеся? – спросила Ира, когда они отъехали от больницы, наконец вырулив. – Логичнее было бы ее попросить остаться с Сашей.
– Слушай, я ей написал вчера. Но получил уже ночью какую-то невразумительную смску от Томбасова. С ее телефона. Мне рекомендовали… много чего. Я так понял, Олеся вчера… как бы это так выразиться… И ее лучше не беспокоить. Только я не пойму, с чего он на меня зол-то? Или не зол. Или веселится. Если он умеет. В общем, я так и не понял. Кроме того, что Олеся не сможет.
– Она тоже с кем-то напилась до сорванного голоса? – пазл похоже начал складываться.
– И мама мне прислала крайне странное голосовое сообщения. Там кто-то поет. И…
– Тааак. То есть три вполне приличные дамы вчера заключали пакт, - рассмеялась Ирина. – Может, переборщили?
– А мама тут при чем? – удивился Лева.
– То есть ты ничего ей о своих планах не говорил. И обо мне. И о сыне.
– Нет. А зачем.
Чем бы его по башке треснуть? Или крышку от рояля на башку уронить? Или… топор. Ей решительно в хозяйстве нужен топор.
– Я за рулем, - прочитал ее кровожадные мысли Лева. – И вообще. Мы решили отношения не выяснять.
– Никогда не отдам ребенка в интернат. Особенно при консерватории.
– Почему? Прекрасный старт для карьеры.
– Чтобы потом он меня из своей жизни вычеркнул. И я с ума сходила, не понимая, что с ним происходит? И делала неправильные выводы?
– Ира? Ты что – общалась с моей мамой? – с ужасом проговорил Лева.
– Странно, что ты с ней не общался. Так. Мы сегодня не выясняем отношения. Ни в коем случае.
– Конечно нет. Но вот я замечу. Просто вслух. Про интернат предложила ты сама.
– А я тебе ни в коем случае не буду отвечать, потому как мы договорились просто молчать, что это был ирония. Сарказм даже. Ядовитый.
– Ну, знаешь ли!
Тут они переглянулись. Злобно. Перецепились глазами. И вдруг начали смеяться. В такт, словно кто-то отмашку дал.
– Я тебя люблю, - вдруг сказал Лев. Сказал – и уставился на дорогу, приходя в себя. И отчего-то внутреннее сжимаясь.
– Я тебя люблю, - тут же откликнулась Ирина, словно ждала его слов, чтобы сказать в ответ то, что давно хотела.
Доехать домой. В молчании, потому что сил на слова уже не осталось. Да и они были лишними, этим слова, что лишь сотрясают
Глава двадцать вторая
Главное, быть счастливым,
И неважно, какое заключение напишет психиатр
(С) ВК
– Мама, нам нужно серьезно поговорить.
О. А вот этот звонок по скайпу из Москвы был для нее сюрпризом. Как и решительно поджатые губы. И зеленющие злющие глаза. Ой, что-то подобное она видела. Во взрослом исполнении.
– Добрый день, милый, - улыбнулась она Саше, в очередной раз понадеявшись, что от нее ребенок возьмет склонность к языкам, раз уж со всем остальным не срослось.
Она смотрела благожелательно и с любовью. И видела, как злость уходит из глаз, как появляется ответная улыбка.
– Я видела на ютубе твое выступление. Это было супер.
Улыбка юного музыканта сменилась смущением. А потом гордостью. И – тревогой:
– Тебе правда-правда понравилось?
– Да, - совершенно искренне ответила она. – И пел ты отлично. И держался. И я скачала «Снежинку» себе. И пересматриваю.
– А мы с Львом боялись, что ты будешь ругаться, - затараторил Саша, выходя из режима сурового бескомпромиссного мужчины и становясь самим собой. – Но он, правда, не виноват. Он же не мог выступление отменить. А из гримерки я сам сбежал. И микрофон нашел. И спел. И Лев мне потом показал на рояле, как модуляцию делать. И мы с ним…
Тут Саша, видимо, вспомнил, что палиться маме про зверское нарушение режима – не сильно здравая идея. И выражение лица у него стало снова точь-в-точь Левино. Ну, когда тот считает, что сильно-сильно накосячил. Ох. Умиляшки какие.
– Мама, а он меня любит?
Охо-хо-хо. Все-таки с тайнами прошлого она передержала. И надо было все рассказать сыну давно. И всяко не по телефону. И что теперь ей делать?
– Мама. Почему все говорят о том, что я на Льва похож? – выпалил Саша требовательно.
Зеленые глаза уставились на нее. Уже без злости. Но проникая в самое сердце. Ира вздохнула – раньше надо было. Вот почему она сама не…
– Потому что он – твой папа, - тихо проговорила она.
Саша взвизгнул. И исчез с экрана мобильника. Чтобы вернуться через мгновение, оглушить ее счастливым:
– Спасибо, мама!!!
И снова исчезнуть.
– Да не за что, - вздохнула Ирина. И постаралась прогнать мысль о том, что надо было бы сделать все не так. По уму. Хотя, где он – тот ум-то? На этой мысли она и стала собираться.
Вот у нее тоже была своя традиция тридцатого декабря. Тайная. Многолетняя. Неукоснительная. Сама она считала ее… не то, чтобы постыдной, но какой-то будоражащей кровь. И тот факт, что она тщательно скрывала ее ото всех – только придавал всему происходящему особый шарм.