Не сдавайся

Эшли Кристен

В голове у меня стоял туман.

С момента его рождения утро с Итаном принадлежало мне. С моей работой это было единственное время, которое было гарантировано — он и я вместе. Совместный завтрак. Когда он был младенцем, малышом, маленьким мальчиком, это было временем для объятий. В выходные мы вместе проводили время за просмотром мультфильмов. Перед школой — успевали поболтать и убедиться, что он готов встретить день во всеоружии.

Оно принадлежала мне.

Никто этого не получал.

Даже моя мама.

Когда я работала

допоздна, она оставалась у меня и либо спала на диване, если уставала, либо уходила домой, когда я возвращалась. Если мне нужно было ехать к Феб, Вай, куда угодно, я шла за ребенком, тащила его полусонного к машине и помогала ему лечь в свою кровать.

Может, это и неправильно — заставлять ребенка менять постель посреди ночи, но мой ребенок просыпался в своей кровати, и мама была рядом, чтобы позаботиться о нем.

И он не должен был просыпаться с каким-то парнем в доме, которого он знал, но не представлял, кем этот человек был для его матери.

Мир может считать меня глупой, развратной шлюхой.

Но мой ребенок — нет.

И он никогда не должен был получить даже намек на то, что его мама была такой мамой, такой женщиной.

Никогда.

Никогда… бл*дь… никогда.

— Ты разбудил моего ребенка, — сказала я Мерри.

— Да, детка, а теперь мне нужно отвезти его в школу.

— Ты разбудил моего ребенка, — повторила я, и голова Мерри дернулась.

Затем его взгляд насторожился.

Я пришла в движение, откинула одеяло и вскочила с кровати. Быстро подхватив джинсы, засунула в них одну ногу, потом другую. Натянув их, я посмотрела на Мерри.

— Ты не имеешь права так поступать, — тихо шипела я, застегивая ширинку. — Ты не можешь принимать такие решения, Гаррет. Он — мой ребенок. Я провожу с ним утро.

Его лицо залило что-то сладкое, но я еще не закончила.

Даже близко не закончила.

— Тебе следовало остаться в постели или поднять меня и уйти до того, как он встанет. Ты не можешь принимать решения о том, что знает мой ребенок, что он видит, и кто за ним присматривает. — Я выпрямилась и ткнула большим пальцем в себя. — Я принимаю такие решения.

Он встал, пробормотав:

— Шер…

Я подошла к нему вплотную, откинув голову назад, изо рта все еще доносилось шипение.

— Мы с тобой потрахались один раз. И теперь ты заваливаешь меня своим дерьмом, играя в свои долбаные игры, и это нормально. Так уж устроен мир. Подобное случается с такими тупыми сучками, как я. С теми, кто делает глупости вроде того, чтобы надраться и позволить трахнуть себя мужчине, который топит свое горе, потому что влюблен в женщину, которой не может обладать.

Выражение лица Мерри снова изменилось, но я уже зашла слишком далеко, чтобы обратить на это внимание.

— Но мой сын никогда не узнает, что его мать — такая тупая сука. И уж точно он не узнает об этом от какого-то мудака, который получает удовольствие, трахая ее.

Все его длинное худое тело

содрогнулось, словно его ударили, но я повернулась на босых ногах и выскочила из комнаты, радуясь тому, что для этого мне пришлось открыть дверь, а значит, Итан ничего из сказанного не услышал.

Я сделала глубокий вдох и еще один, более поверхностный, чтобы хоть как-то собраться с мыслями к тому моменту, когда я пересекла коридор и вошла в гостиную.

Итан был одет в куртку, рюкзак висел на плече, и, увидев меня, он ухмыльнулся.

— Он сказал тебе, да? — спросил он тут же. — Мерри сказал тебе, что Марти его поймал? Схватил его за чертовой «Молочной королевой».

— Да, парень, он мне сказал, — подтвердил я.

— Марти такой крутой! — заявил Итан, говоря об офицере Марти Финке такие слова, которые в этом городе могли произнести только дети одиннадцати лет и младше. — И знаешь, помнишь ту вафельницу, которую ты купила на гаражной распродаже, и которую мы однажды использовали, но она сломалась? — Прежде чем я успела подтвердить, что знаю, о какой вафельнице идет речь, он продолжил говорить. — Мерри разобрал ее, переставил несколько проводов, и теперь она работает.

Боже.

Итан сказал это так, словно Мерри во сне придумал лекарство от рака, позвонил в Управление по контролю за продуктами и лекарствами и заставил их заняться этим, и вот уже по всему миру планируют воздвигнуть статуи в его честь.

Все было хуже, чем я думала.

— Он и тебе приготовил, мам. Они в духовке, греются, — сказал мне Итан.

— Это круто, Итан. А теперь, ты сделал домашнее задание? — спросила я.

Сын выглядел смущенным из-за того, что я не обратила внимания на его полное волнений утро, и ответил:

— Да, мам. Ты спрашивала меня об этом вчера вечером.

— Бабушка проверила его?

— Да. — Он начал проявлять нетерпение. — Ты спрашивала и об этом.

— Ладно, предупреждаю, — заявила я, придвигаясь к нему поближе. — Прошлой ночью плохой парень был на свободе, так что прямо сейчас я воспользуюсь недельной дозой сентиментальности. Я обниму тебя перед твоим уходом, и тебе придется терпеть, пока я буду говорить, что люблю тебя.

Мой мальчик закатил глаза, но я полностью проигнорировала это, подойдя ближе и взяв его за руки.

Я крепко обняла его и явно перестаралась с поцелуями, трижды быстро поцеловав его в макушку, чувствуя запах шампуня в его свежевымытых, еще слегка влажных волосах.

Господи, Мерри еще и заставил его принять душ. По утрам (да и вообще когда-либо) это не входило в список приоритетов Итана.

Итан обнял меня, быстро сжал и отпустил.

Я взяла себя в руки и тоже отпустила его, но после подняла руку и игриво потрепала его по голове.

— Люблю тебя, малыш. Будь молодцом.

В этот момент в игру вступил Мерри, который открыл дверь и поднял руку с ключами. Мы услышали далекий гудок, и я посмотрел в его сторону.