Не сказка о птице в неволе
Шрифт:
Считаю про себя до десяти, стараясь привыкнуть к новым ощущениям. Каждый вздох доставляет неудобство, но я все-таки могу дышать – уже хорошо.
Вращаю глазами, выискивая хоть какие-то мелочи, которые еще несколько мгновений назад окружали меня: уют, теплота и спокойствие. Ничего этого нет, словно кто-то стер ластиком все, что я так хотел принять за действительность. Хочется поддаться чувству опустошенности и заплакать, но, похоже, мое подсознание затеяло новую игру: возле кровати, на которой я лежу, примостившись на кресле и положив голову рядом
Мое сердце ускоряется, доводя писк прибора до лихорадочного перезвона. Я не могу понять, что происходит: я, очевидно, ранен, но тогда… Я ведь видел, как Антониус перерезал ее горло. Я помню, как она затихла, не сумев остановить кровотечение. После такого не выживают?
Поднимаю руку и провожу по волосам Китнисс: на ощупь они точно такие, как я помню. Не вижу ее лица, но точно понимаю, когда она просыпается: ее тело напрягается, каменея, и уже в следующее мгновение она соскакивает со своего места, стремительно отдаляясь от моей кровати.
В ее серых глазах явственно читается ужас, граничащий с паникой, а на ее шее красуется широкая белая повязка, прикрывающая рану, нанесенную ножом Люцифера.
Это не сон.
– Китнисс! – опираюсь руками на койку по бокам от себя, приподнимаясь, и тянусь к ней, но она лишь делает еще пару шагов назад.
Пытаюсь спустить ноги с кровати, но мое собственное ранение не дает: застонав, я валюсь обратно на постель. Краем глаза замечаю, как Китнисс мечется на месте, не решаясь приблизиться ко мне, и в итоге, круто развернувшись, убегает прочь. Я окликаю ее, но это не приносит никаких результатов.
Лежу, уставившись в потолок, стараясь выровнять дыхание и поверить в то, что только что узнал. Китнисс жива!
Жива, жива!
Жива!
Я не могу успокоиться: счастье, как лавина, обрушивается на меня, подчиняя себе и даже заслоняя беспокойство от того, что Китнисс сбежала. Она жива! Она дышит! Мы оба живы. Мы выбрались из ада.
Я найду объяснение ее поступку и испугу, плескавшемуся в глазах. Я сумею разобраться во всем, но единственное, о чем я могу думать прямо сейчас — Китнисс выжила после всего, что Люцифер сотворил с ее телом.
***
Проходит не так много времени, когда в мою импровизированную палату заходит женщина в белом халате, и следом, стараясь быть незаметной, проскальзывает Китнисс. Она внимательно смотрит на меня, но не приближается, усаживаясь на стул у входа.
– Наконец-то ты пришел в себя, Пит, – говорит женщина, склоняясь надо мной. – Я доктор Меллер, твой лечащий врач. Как ты себя чувствуешь?
– Словно меня ранили, – отвечаю я, не отводя взгляда от Китнисс.
Она боится меня. Не верит, что я реален? Не правда: Китнисс дежурила у моей постели, она гладила меня, пока я был без сознания, – те прикосновения к моему лицу были реальны, они мне не приснились.
Доктор задает мне целую кучу вопросов, проверяя показания датчиков и приборов, контролирующих мое состояние,
– Вы оба счастливчики, – подмигивает мне доктор. – Еще немного, и спасительный отряд бы опоздал.
Я помню гром, в котором Китнисс распознала взрывы, помню, как Сэм торопился поскорее убраться из нашей камеры, боясь, что мятежники совсем близко… Повстанцы действительно напали на Капитолий, и он пал. Теперь военное правительство пытается утвердить свою власть в городе и ввести новые порядки.
Нож Люцифера, вошедший в мой живот, не задел жизненно важных органов. Джоанна пристрелила Антониуса. На днях состоится суд над Сноу. Вроде, все счастливы, но я не свожу глаз с Китнисс. Она так и не приблизилась ко мне ни на шаг, но мне не мерещится – она тоже смотрит на меня.
Молчит.
Я озадачен и смущен. Мне невыносимо хочется сжать Китнисс в объятиях и расцеловать до красноты на щеках, до припухлости на губах… А она молчит и только смотрит, даже не подходя ближе.
Не сразу я понимаю, что о ранении и чудесном спасении Китнисс врач не сказала ни слова.
Когда доктор Меллер снова наклоняется ко мне, закрепляя новую повязку, я, улучив момент, шепотом спрашиваю у нее, что произошло с Китнисс. Женщина отстраняется, вглядываясь в мое лицо, и нехотя, чуть смущенно произносит:
– Лезвие прорезало кожу и несколько подкожных мышц. Крови было много, однако, артерия не задета. Это спасло жизнь вашей жене. Я же говорю, вы оба – счастливчики! Пережить две Арены и… такое.
Мне требуется время, чтобы вспомнить о лжи насчет нашего с Китнисс замужества и понять, что врач знает про изнасилование. Ее наигранно бодрый голос не обманывает меня: случилось что-то плохое, и это пытаются скрыть от меня.
Доктор Меллер уходит, но Китнисс не покидает своего наблюдательного поста. Наши взгляды встречаются, она встревожена. Я тоже.
– Ты боишься меня? – решаюсь начать разговор.
Китнисс не отвечает. Долго смотрит мне в глаза и внезапно отворачивается.
– Китнисс, ответь мне!
Резко вскинув голову, она бросает на меня обиженный взгляд и всего через мгновение скрывается за пределами палатки.
Я совершенно растерян.
Хоть короткое слово, хоть крик, хотя бы что-нибудь! Но ничего.
Китнисс, похоже, не желает со мной общаться.
***
Несколько часов я предоставлен сам себе, просто лежу и смотрю в потолок. К постоянному звуку аппарата над головой я уже привык: он, как маяк, удерживающий меня в сознании, хотя соблазн поддаться слабости и снова оказаться в мире грез велик: там меня любили, и я был нужен.
Но здесь настоящая Китнисс. И ей плохо. Я не хочу сдаваться. Мне надо ей помочь. Если смогу. Если она примет мою помощь.
Вероятно, над лагерем спускается ночь, когда ко мне заходит посетитель, которого я совершенно не ожидал увидеть.