Не совсем мой, не совсем твоя
Шрифт:
– И что же? Что показало обследование?
– Я здоров.
– А Илона, она об этом знала? Ты ей рассказал?
– Конечно. Когда я начал работать на Илону, Лада была еще жива.
– О господи…
Не дай мне трусом жить и уповатьлишь на твою спасительную милость;но дай мне ощутить поддержкуТвоей руки, когда я буду падать.Присев на ступени рядом с худым длинноволосым парнем в джинсовой куртке и вытертых до дыр голубых джинсах, Ник о чем-то говорит с ним вполголоса. Перебирает сложенные
– Ксюша! Иди-ка сюда.
Растрепанный художник пробует повторить ее имя, но быстро сдается и с улыбкой манит ее рукой. Все ясно. Ник заказал ее портрет. Что ж, ладно, она ничего не имеет против.
Ее усаживают на маленький складной стульчик, и через четверть часа портрет готов. Прелестный рисунок мелком на картоне. Длинная, ровно подстриженная челка… огромные глаза, как у девочек из японских мультфильмов… Сходство потрясающее.
Ник расплачивается с художником, но тот не отпускает их, а принимается с жаром что-то объяснять или, может, просить, то и дело сбиваясь с английского на французский. Тем не менее Ник его понимает.
– Чего он хочет? – спрашивает заинтригованная Ксения.
Ник выглядит смущенным, но к смущению примешивается лукавство.
– Он хочет нарисовать мой портрет. Но не для меня, а для себя. Говорит, что влюбился в меня с первого взгляда.
– Черт! Ну ладно… пусть рисует. Оставить вас наедине?
Пока мальчики развлекаются, она прогуливается вдоль балюстрады, фотографирует то одно, то другое, с любопытством разглядывает француженок (кто во что одет) и приходит к неизбежному выводу, что по возвращении домой нужно срочно менять весь гардероб.
Телефонные трели прерывают ее грезы. К счастью, это не Игорь.
– Да, мама… Да, все в порядке…
Повернувшись к лестнице, она смотрит на Ника, который встает со складного стульчика, расправляет плечи, потягивается и делает шаг вперед, чтобы взглянуть на портрет. Художник тоже вскакивает со ступеней. Протягивает ему папку. Минуту они смотрят друг на друга. Затем одновременно переводят взгляд на рисунок.
– Завтра в шестнадцать двадцать… да… А Игорь тебе звонил?.. Я говорила с ним вчера вечером. Я сказала: в двадцать один ноль-ноль… как мы с тобой договаривались… А на самом-то деле есть такой рейс? Ты уточнила? Отлично… Я понимаю, мама, но и ты тоже пойми. Мы же не хотим, чтобы он приперся в аэропорт и устроил там какую-нибудь кошмарную сцену…
Внезапно, поддавшись какому-то внутреннему порыву, художник протягивает руку и дотрагивается до лица Ника. Робко, чуть ли не виновато, словно опасаясь какой-нибудь грубости с его стороны. Тот что-то говорит, стоя перед художником в непринужденной позе, засунув руки в карманы, щурясь против солнца.
– Конечно, поговорю. Я все ему объясню, но только не в присутствии Ника… Кстати, я видела тут в одном месте очень милую сумочку, замшевую, темно-бордовую. Мне кажется, она идеально подходит к твоим итальянским туфлям – тем, что ты купила осенью в «Олимпик-Плаза». Может, взять?.. Недорого, шестьдесят пять евро… Нет-нет, никаких бантиков и розочек… Ладно.
Подойдя, Ник целует ее в щеку. Потом оборачивается, ловит на себе восторженный взгляд художника и делает прощальный взмах рукой. Пока, парень. Приятно было познакомиться.
– Влюбился с первого взгляда, – подтрунивает Ксения на обратном пути к центру города. Они собираются пообедать в одном из ресторанчиков Лувра. – Ну-ну… И часто ты слышишь такие признания?
– Время от времени.
– Да ты что? – От удивления она даже приостанавливается. – Интересное кино… И как это было?
– Было что?
– То самое.
– Да никак! – Ник со смехом тянет ее за руку, принуждая идти дальше. –
– Неужели ни разу?
– Ни разу. Хотя…
– Что?
– Однажды я был очень близок к этому, но… ничего не произошло.
– Расскажи, – тут же требует Ксения.
Почти как Илона. Почти… С той разницей, что Илоне хотелось заставить его говорить, а Ксения об этом просит.
– Ну, как-то раз я зашел в магазин джинсовой одежды банально купить себе штаны. И он был там, этот парень. Работал продавцом. Он помог мне с выбором модели, а когда я уже собрался расплачиваться, вдруг сказал, глядя мне прямо в глаза: «Парень, я от тебя без ума. Мы можем увидеться?» Руки у него дрожали. Он смотрел на меня, я – на него. Так прошло минут пять. В принципе у него были причины для беспокойства. То, что он позволил себе в рабочее время по отношению к клиенту… Я мог нажаловаться его начальству, а мог и сразу, с места не сходя, съездить ему по физиономии.
– Но ты не сделал ни того ни другого.
– Нет. То есть, конечно, первая реакция была именно такой: в морду без разговоров, а там пусть как хочет объясняет своему менеджеру, с чего это вдруг клиент взбрыкнул. Но, как ты уже догадалась, я этого не сделал. Почему? А черт его знает. Просто разобрало любопытство. Он был такой вежливый, такой обходительный, этот парень… И я подумал: почему бы нет?
– Ну а дальше?
– Вечером мы встретились на Пушкинской площади, и он повез меня к себе домой. Неплохая квартирка, приличный коньяк… Мы немного поболтали, но когда дошло до главного, он неожиданно сдрейфил. Может, с его стороны это тоже был всего лишь случайный экспромт, не знаю. В любом случае он не стал строить из себя коварного соблазнителя и честно признался, что чувствует себя полным идиотом. Поскольку я чувствовал себя примерно так же, мне было нетрудно его понять. Мы выпили еще по рюмочке и разошлись. Потом он еще звонил раз или два… вот, собственно, и все. Мое большое гей-приключение.
После обеда они долго бродят по египетским залам Лувра. Фотографировать разрешается, но желательно без вспышки. В благоговейном изумлении Ксения взирает снизу вверх на сокологолового Гора, а Гор с высоты своего постамента снисходительно взирает на нее. Длинный ряд стоящих вертикально саркофагов наводит на мысли о мумиях, которые возвращаются. А великолепная Сфинкс, [7] когда-то возлежавшая у входа в чью-то гробницу, а теперь охраняющая переход из одной галереи в другую, все еще способна вызвать легкую дрожь ужаса, смешанного с восторгом.
7
Сфинкс (Сфинга) – в греческой мифологии дочь Эхидны и Тифона (по другой версии Эхидны и ее собственного сына Ортра, пса Гериона, убитого Гераклом), чей образ символизирует загадку и страх. – Примеч. авт.
Поклоняюсь тебе, о Амен-Ра, ты, кто опирается на Маат. Ты проходишь небом, и каждое лицо видит тебя. Ты непознаваемый, и никакой язык не может описать твой облик. Ты слушаешь ушами своими и видишь глазами своими. Миллионы лет прошли над миром. Я не могу назвать числа тех, через которые ты прошел. [8]
Наконец Ник обессиленно опускается на широкую скамью в простенке между окнами.
– Ты не устала?
– Нет, – отвечает Ксения, продолжая кружить по залу. – А ты?
8
Из «Папируса Хунефера», Британский музей, № 9901. Уоллис Бадж. Египетская религия. Египетская магия/Пер.: «Новый Акрополь».