Не совсем пропащий
Шрифт:
Нина перехватила его взгляд, вяло опустила руку.
– Так я сгниешь на тюфяке.,. Всю жизнь будешь на ролу валяться, а не так, как нормальные мужья спят.
Она поспешно отвернулась, прошла в кухню. Уже у плиты неожиданно всхлипнула. Трубиков знал, что в такие минуты от него требуются хорошие слова, немного ласки. Но в голове было другое: похмелиться нечем, хоть бы рассольчику какого или кефира... И сказать нельзя. Он постоял, пожал плечами и молча шагнул в комнату. Посмотрел в окно - еще не рассвело. А голова болит, вот-вот расколется. Ничего не придумав,
За стеной, на кухне, установилась тишина.
"Наверно, ушла на работу", - подумал Трубиков.
Жена работала уборщицей в двух учреждениях. Толком он не знал, в каких, так как Нинка строго-настрого запретила ему показываться на работе.
Утро занималось хмурое. Трубиков лежал и думал о ночном кошмаре:
"Что бы он значил, тот сон проклятый? Неужели из-за долга могло такое присниться? А цифру Пенек назвал точную и во сне - сорок два рубля, ни больше ни меньше. Надоело скрываться. И долг-то небольшой, если поступить работать, конечно. Как бы сегодня на него не напороться. Какой же сегодня день? Так, в воскресенье я выпивал с эстонцами в забегаловке, на понедельник ночевал в будке утильщика, никак согреться не мог. Утром кто-то угостил красненьким - это все в понедельник.
А вторник был потрачен на буфетчицу Лизку. Рыжая, дородная. Проторчал полдня в ее "Соках-водах", все подливала из-под прилавка беленькую. Молодец баба, знает, чем угощать. Непонятно только, чего ей надо.
Сегодня среда. В милиции приемный день, Нинка как-то говорила. Только с утра или после обеда там принимают по поводу прописки - что-то не припомню. Ладно, пойду с утра, чего тянуть, все равно придется прописываться. Заставят".
Сон никак не шел. Поднялся, заглянул на кухню. На полке стояли перевернутые, вымытые до блеска кастрюли.
Значит, завтрака нет. Трубиков взглянул на плиту и увидел сковородку. Поднял крышку и глупо хихикнул: жареная картошка, еще пар идет. Ясно, оставлено ему, сына-то на каникулы к бабке в деревню отправила.
Почесал затылок, судорожно сглотнул слюну и тут же начал хватать картошку руками, стоя у пллты. Когда показалось дно сковородки, сел к большому кухонному столу, нашел хлеб и вилку. Пережевывая черствые ломти, посматривал на пакетик, завернутый в газету. Интересно, что там могло быть? Не доев, потянулся и разверч нул пакет. Замусоленные и новые справки на прописку, паспорт. Все это было знакомо и неинтересно. И вдруг даже дыхание перехватило: из паспорта выглядывал светло-зеленый уголок. Ясно, деньги оставлены на прописку.
Он повертел в руке находку, сам не веря в подвалившее счастье, пощупал хрусткую бумажку, причмокнул от удовольствия.
– Ну, Николай Андреевич, держи хвост пистолетом, - сказал самому себе Трубиков.
– Для начала на маленькую имеется, и на прописку рублевку сэкономим.
Трубиков не зря говорил жене о знакомых в милиции.
В райотделе он знал одного сотрудника, Федорчука. Знакомство,
Трубиков вышел на улицу, свернул в знакомый переулок, издалека увидел светлую вывеску отдела милиции.
У входа в здание постоял, взялся за ручку двери, помедлил. Наконец вздохнул и решительно потянул ее на себя.
В коридоре второго этажа, где обычно толпились посетители, никого не было. На одной из дверей висела табличка - расписание приемных дней и часов. Трубиков долго и тщательно всматривался в строчку: "Среда - с 15.00 до 18.00". Оглянулся вокруг, будто ожидая, что вот сейчас откроется дверь и его пригласят войти. Но никто не выходил.
– Не везет, - пробормотал он и пошел к выходу.
2
– Ты, Андреич?
– по-свойски спросила Лиза, поправляя выбившиеся из-под белого кокошника крашеные волосы.
– Что в такую рань?
Видно было, что она приятно удивлеиа визитом.
– Ранняя птица больше корма клюет, - заулыбался Трубиков, посматривая искоса на разноцветные стеклянные конусы, наполненные соками, и от нетерпения проглотил слюну.
– Пересохло, Лизавета, промочить треба.
– Рано ведь, меня оштрафовать могут, - не удержалась буфетчица.
– Для начала дай томатного, что ли, внутри горит.
Лиза понимающе кивнула, налила сок в стакан, аккуратно размешала ложечкой соль.
– Давно надо на сок переходить. От него румяным будешь, полненьким. Женщинам нравиться будешь. А то вод какой желтый да худущий.
– Она покачала головой и добавила: - Что тот Кащей из сказки...
– А меня и зовут - Кащеем!
– резко перебил он.
– Больше вопросов не будет?
– И, чтобы загладить вспышку, вдруг объявил: - Я только что из милиции.
– Ой, мамонька, неприятности какие?
– Прописываться ходил. Надо ведь, а то вытурят из города.
– И то правда, - согласилась буфетчица.
– Но там сегодня после обеда принимают.
– Ты-то откуда знаешь?
– Я все должна про милицию знать, работа моя такая, - загадочно склонила голову Лиза.
Трубиков вздохнул.
– Чего мучаешься, Андреич? С женой, сказывают, не ладишь?
Он неопределенно махнул рукой:
– Когда-нибудь расскажу. Не у. дел я пока... Не работаю.
– Подумаешь! Там-то за два года наработался небось?
– Не два. Год, восемь месяцев и три дня.
– Вот видишь! Вкалывал, наверное, как вол.
– Зазря раньше срока не выпускают.
Он посмотрел на нее, помолчал.
– Умная ты баба, Лизавета. Все понимаешь, - уважительно произнес он.
– Такие, как ты, Николаша, на дороге теперь не валяются, если хочешь знать...
– Так уж и не валяются.
– В твоем возрасте мужчине одному прозябать невозможно. Даже вредно. Ни пожрать по-человечески, ни вышить, когда захочется.