Не совсем пропащий
Шрифт:
"Как у него все легко да просто получается", - подумал Трубиков.
7
В приемной начальника милиции Трубикову сказали, что сегодня принимает заместитель.
– К начальнику бы лучше, - не отставал он от секретаря, полагая, что "сам" решит быстрее.
– В пятницу с десяти до двенадцати, - равнодушно повторила секретарь.
В этот момент открылась обитая черным дермативом дверь, и в канцелярию вошел еще молодой, полнеющий человек в очках в форме майора. Отдав секретарю бумаги, он внимательно посмотрел
– Трубиков, кажется? Приветствую, приветствую.
Давненько не видел. По какому делу к нам?
– Да вот, с пропиской.
Трубиков быстро вытащил из кармана пакет с бумагами.
– Заходите в кабинет и там подождите.
– Да мне бы к начальнику попасть, - замялся Трубиков, - или к заму.
Федорчук засмеялся:
– А я что - не похож на зама?
Только теперь Трубиков увидел табличку на дерматиновой двери: "Заместитель начальника районного отдела внутренних дел".
– Вот-оно что. Повышение у вас...
– А как у вас, Трубиков, повышение или понижение?
– Да как сказать...
– промямлил он.
– Значит, договорились. Проходите в кабинет и ждите, я сейчас.
Трубиков вошел в кабинет, присел на стул, положил на стол фуражку. Немного подумав, взял ее к себе на колени и успокоился. Как-никак Федорчука он знал и теперь был доволен, что попал именно к нему.
– Ну, рассказывай, Николай Андреевич, - еще с порога начал Федорчук. Как живется?
– Память у вас хорошая, начальник.
Тем временем Федорчук приблизился, в упор посхотрел на Трубикова:
– Что, дорогой мой человек, ждешь, когда я начну уговаривать тебя бросить пить? Или лекцию о вреде алкоголя прочитаю? Не жди, предупреждаю сразу. Ты вв мальчишка, сам все должен понять.
Трубиков шмыгнул носом и нетерпеливо заерзал на стуле. Непонятен был ему такой разговор. Лучше бы пристыдил майор или наорал. Или, наконец, просто сказал бы: "Вот что, Трубиков, дай мне честное слово бросить все это-и я тебе поверю. Пусть никто неповерит, а я поверю". "Тогда бы я мог дать слово, - подумал Трубиков, - мог бы попробовать бросить пить-еще раз".
– Говорить мы все мастера, это проще всего...
– Продолжайте, продолжайте, это уже интересно, - поддержал Федорчук, видя, что Трубиков намерен сообщить о конкретном факте.
– Что ж продолжать? Вот мне вчера голову разбили.
– С этими словами Трубиков повернулся на стуле и стал показывать шишку.
– И спокойненько ушли. А попробуй привлеки их! Не тут-то было.
– А почему бы и нельзя? Кстати, вы их знаете?
Трубиков вздохнул, облизал пересохшие губы. Конечно, рассказывать обо всем Федорчуку сейчас было не в его интересах. Честным надо было быть тогда, на следствии по делу о спирте. А теперь...
– Нет, не знаю. Может быть, это я сам при падении ударился головой. Кто
– Так тебя и убить могут.
– Ну, это мы еще посмотрим, - вспыхнул Трубиков.
– Убить меня не так просто. Я тоже не лыком шит.
Пусть попробуют...
– Все-таки ты знаешь, кто тебя бил, - незаметно переходя на "ты", заключил Федорчук.
– А не говоришь потому, что повязан, видно, одной веревочкой со своими обидчиками, так?
– Закурить можно?
– вместо ответа вдруг попросил Трубиков.
– Пожалуйста, вот возьми.
Трубиков сидел чуть ссутулившись, глядел куда-то в угол, в одну точку и непонятно было -слушает он Федорчука или думает о чем-то своем.
– Ну ладно, ты, я вижу, засыпать начал. Я тоже не люблю длинных лекций. Давай теперь ты говори, я буду слушать.
– О чем говорить...
– Живешь как?
Трубиков угрюмо посмотрел на майора:
– Это вы со всеми так?
– Как?
– Возитесь...
Федорчук посмотрел на часы:
– Нет. Суток не хватит. С уголовником я бы так долго не разговаривал. А на тебя обидно смотреть: рабочим человеком был, а стал... И еще мне интересно знать: чего ты теперь хочешь от жизни?
Трубиков неопределенно пожал плечами.
– Сын-то как?
Этот вопрос задел за живое. Трубиков вскинул голову, лицо засветилось.
– Вы и это помяите? Растет парнишка... На каникулах сейчас.
– Ходил куда-нибудь с ним? В кино, в музей?
– Он у бабки, в деревне. Да и чего с ним гулять, грудной, что ли? Двенадцать годов скоро стукнет.
– А разговоры какие вел с ним?
– Да какие там разговоры... Когда вернулся, он волчонком смотрит, помалкивает. Однажды я ему сказал, чтобы ботинки почистил. А он мне: "Ты на себя сначала посмотри".
– Знаешь, по-моему, он прав. Вид-то у тебя, скажем прямо, неважный. А как с женой?
– С женой совсем плохо, - сознался Трубиков и, вспомнив вчерашний скандал, уточнил: - Хуже быть не может.
По лицу Федорчука пробежала тень.
– Разошлись, что ли?
– Да нет. Но домой мне и показываться нельзя.
И Трубиков без стеснения начал рассказывать о том, как вернулся после освобождения, как хотелось "отдохнуть", как начал ходить на рынок и встретил знакомых, как постепенно задолжал Пеньку, а потом пытался тайно от жены продать ее новую кофточку. О Связи с Лизой.
Умолчал только об одном - о счетах с Журавлевым.
Федорчук слушал его серьезно, не перебивая. Когда Трубиков кончил свою исповедь и умолк, майор сказал, постукивая спичечным коробком по столу:
– Да, брат, подзапутался ты. Вот тебе "отдых и веселье" к чему приводят. Сколько, говоришь, задолжал этому барышнику?
– Сорок два рубля.
– Многовато при твоем положении. Это не трешка.
И когда успел нахватать? Вроде недавно вернулся. Тебя что, жена не кормит?