Не совсем пропащий
Шрифт:
– А сейчас-то встречаешь их?
– Сыча вижу на рынке чуть ли не каждый день.
Грузчиком работает в овощном отделе. Колхозникам "помогает": кого обманет, у кого украдет. С ним у меня вроде все в норме. Пили уж не раз и не два. Помалкивает насчет костюма, будто и знать не знает. А тому, если встречу, глотку перегрызу.
Трубиков снова закурил, отчужденно уставился на дверь.
– Ты закусывай, Николай Андреевич. Вот шпротики свежие открой, с булочкой... Не умеешь ты пить совсем, - заключила
В ответ Трубиков иронически ухмыльнулся: это он-то не умеет пить! Знала бы ты, милочка, как он пил когдато, не говорила бы. Теперь хандра напала. Всё неприятности одни...
Но слова буфетчицы понравились ему, было в них чтото человеческое.
– Добрая ты, Лизавета... Жалостливая, - признал ои.
– Наверное, потому и рассказал тебе все как на духу.
Смотри, рот на замке держи.
Она пододвинулась к нему поближе, положила на плечо мягкую, теплую руку:
– Не бойся, никому не открою.
Трубиков повернул к ней лицо и в упор встретился с ее ожидающим взглядом. Было в глазах Лизы что-то такое, что заставило его отстраниться. Осторожно освобождая ноги из-под шаткого столика, он встал, потоптался у стенки.
– Не пойму я никак...
– Чего не поймешь, Николай Андреич?
– с готовностью переспросила буфетчица, приподнимаясь.
– Чем угодил я тебе?
– Мы б с тобой поладили, - начала Лиза уклончиво.
– Да что с тебя возьмешь, если ты даже мою просьбу забыл.
Он легко обернулся:
– Просьбу? Твою?
– Да, мою. Ну-ка вспомни, что вчера обещал?
– Кофта тебе нужна, что ли?
– Больше пока ничего. Белая, бельгийская, самая модная.
– Постой, постой, - поднял указательный палеп Трубиков.
– Ты ведь сама сказала, что разговор был вчера.
Время-то сколько прошло? У меня еще хмель не выветрился... Раз обещал, значит, все будет в порядке.
Трубиков сощурил левый глаз, прикидывая что-то в уме:
– Да хоть сегодня могу устроить. Это не вопрос.
– Взял с полки кепку, отряхнул.
– Сейчас сбегаю, тут недалеко.
Он натянул на лоб кепку, помедлил... Потом рывком вытащил правую руку из кармана.
– Возьми. За это дело, - кивком головы указал на импровизированный стол и протянул буфетчице мятую трехрублевку.
– Ты что это? Спрячь сейчас же, а то обижусь. Ну!
– Бери, не ломайся.
Она внимательно посмотрела на Трубикова, сказала в оправдание:
– Я думала, обмываем кофточку авансом.
– Потом, потом, Лиза. Да, кофта стоит сорок два рубля.
– Да я тебе пятьдесят отдам. В деньгах я не стеснена, хоть и без мужика живу.
– Меня это не интересует, - сухо ответил Трубиков.
– Сказано - сорок два, и не больше. Я без навару работаю, тем более для тебя, одинокой женщины.
3
В устоявшейся тишине лестничного
Вдруг по ступенькам дробно застучали чьи-то каблуки.
Он остановился, улавливая в звуке шагов что-то анакэмое. Потом мягко, по-кошачьи, спустился на, площадку, стал правым боком к стене и застыл в ожидании.
Снизу поднималась запыхавшаяся Нина. Неожиданно увидела мужа, остановилась, разглядывая его и одновременно поправляя выбившиеся из-под платка волосы.
– А-а, ты? Только еще идешь в милицию?
– Я так и подумал, что встречу тебя по дороге, - начал фальшиво Трубиков, прижимаясь к стене.
– Выдала б мне еще рублишко, на всякий случай.
Он перевел дух, надеясь, что все пройдет благополучно: жена полезла в сумку, незлобно ворча: "На твои всякие случаи моих пяти зарплат не хватит..." Она проворно шарила руками, ища кошелек, раз-другой посмотрела на затихшего мужа. Вдруг поставила сумку на пол и разогнулась.
– А ну пойди сюда, чего в угол прячешься? Ну, кому говорят!
– строго прикрикнула, как на мальчишку.
Он молча , попятился. Сузившиеся глаза Нины неотрывно следили за подозрительным пузырем, что вздулся у него под плащом.
– Да я...
– заюлил Трубиков, пытаясь поплотнев прижать плащ в том месте, где он оттопырился.
Нина не дала ему, договорить. Резким движением ухватила мужа за лацкан плаща, легко притянула к себе почти вплотную и быстро сунула руку за пазуху.
– Подлец!
– закричала исступленно, вытаскивая из-под плаща неумело свернутую белую кофточку.
– Последние тряпки из дома тащишь!
На площадке повыше их со скрипом отворилась дверь.
Из квартиры выскочила грязная собачонка и понеслась вниз. Вслед за нею из-за двери показался длинный старушечий нос и нечесаная голова соседки Софьи Борисовны. В доме ее звали часовым. Мигом оценив ситуацию, Софья Борисовна закричала:
– Ты что ж, пропойца, на родную жену кулаки поднимаешь? Ах, негодяй! Ах, мерзавец! Подумать только, ирод проклятый, - драться начал, причитала старуха.
– Ниночка, - радостно кудахтала Софья Борисовна, порываясь закрыть дверь и сойти вниз.
– Сейчас я мигом участкового приглашу. Сдадим хулигана в милицию, я дело с концом. Там на него живо управу найдут.
Воинственное настроение хозяйки передалось и собачонке. Она металась по площадке, осатанело лаяла и подбиралась к Трубикову, норовя схватить зубами за полу плаща. Трубиков изловчился я пнул ее ногой. Раздался дикий визг.