Не упасть за финишем

Бышовец Анатолий Фёдорович

В Исландии в 1998 году - абсолютно такая же история. Виктор снова не выносит мяч, следует передача, и Ковтун делает автогол. Онопко - не виноват! Это все стечение обстоятельств, не умаляющее его игровых достоинств. Но такие роковые футболисты есть в жизни каждого тренера.

Матч с Голландией. Матч с командой-созвездием. Воплощение всех современных тенденций футбола, сборная-эталон. Каждый игрок стопроцентно отвечает требованиям своего амплуа. Тот же Онопко, допустивший грубую ошибку накануне, опекает самого Гуллита. Никогда нельзя ругать игроков за такие промахи, ибо их допускают все. Я даже сделал вид, что ничего не произошло, просто сказал потом Виктору, что всегда в таких ситуациях нужно действовать надежно, рационально и эффективно. Игроки взяли мою линию - никто Онопко ничего не говорил, у нас вообще было не принято вешать собак на одного человека.

Нам нужно было построить игру так, чтобы доставить атаке голландцев как можно больше проблем. Совершенно по-другому, чем в матче с ФРГ. Тогда соперник

играл по схеме 5 + 3 + 2. На сей раз мы получили для решения 4 + 3 + 3, и нужно было искать противоядие. Той командой руководил сам Михелс! В какой-то степени нам удалось сыграть с Голландией на встречных курсах, но исполнительское мастерство соперника было намного выше, и это было заметно. Каждый из них превосходил каждого из наших в индивидуальных качествах, за исключением, пожалуй, Михайличенко и Добровольского. Но в командной игре нас одолеть сборной Михелса не удалось. Ван Бастен и Колыванов забили по голу, оба были отменены, что символично указывает на паритет сил.

После той игры ни у кого не возникло сомнений, что мы попадем в полуфинал. И тут произошли удивительные вещи. Вот что такое атмосфера, и что такое - «микробы» в ней! Достаточно было одной фразы, брошенной Колосковым в раздевалке после 0: 0 с Голландией: «Ребята, думаю, Шотландии ничего не надо, все будет в порядке», - чтобы настрой, позволивший нам совладать с немцами и голландцами, улетучился. На самом деле Колосков ничего случайно не делал. Уже после первых матчей возникали ситуации, когда все мы понимали, что обязательства, которые взяла до турнира на себя федерация, Вячеславом Ивановичем не выполнялись. Тут же для успокоения игроков приходилось устраивать специальные собрания, дискуссии, что не могло не отвлекать от дела. В ответ все это вызывало у Колоскова раздражение. И та фраза о шотландцах начисто дезориентировала футболистов. Намек на то, что с шотландцами можно договориться, нес в себе разрушительную силу действия. Ситуация оказалась приблизительно похожей на ту, что сложилась вокруг отборочного матча чемпионата Европы 2008 года Израиль - Россия, когда все вдруг уверились в том, что команда Хиддинка уже выиграла игру, не выходя на поле.

Многие из игроков действительно поверили, что Шотландии ничего не надо. Я же встревожился и не мог успокоиться до самой игры. Колосков потом спрашивал меня - надо ли говорить с шотландцами? «Не надо, - отвечаю, - ни с кем говорить. Будем готовиться к матчу как обычно». Но машина была запущена, и это самое большое безобразие, которое может быть, когда вместо подготовки начинается борьба за влияние. Всем казалось очевидным то, что в случае выигрыша и выхода в полуфинал мои позиции как главного тренера заметно укрепляются, хотя уже тогда я встретился с руководителями «Бенфики» и подписал с ними договор о намерениях, причем об этом знал и тогдашний наставник лиссабонского клуба «Свен-Еран» Эрикссон, с которым мы беседовали. Он собирался уходить, и мы общались несколько раз. Одним словом, интриги вокруг моей должности, сами понимаете, меня беспокоили мало, я объективно не собирался любой ценой цепляться за пост тренера сборной. Важна была игра с Шотландией, но, несмотря на то что мы готовились к ней должным образом, в подсознании у футболистов все равно сидела предательская мыслишка. Тем более что если бы мы обыграли Шотландию, то дальше вышли бы на шведов. Это объективно трудная ситуация, и я с ней столкнулся как раз в Атланте, когда Южная Корея не обыграла немотивированную Италию. Тогда Чезаре Мальдини признавался мне: «Нам нужно вернуться домой и не отводить в сторону глаза». У шотландцев была та же самая реакция! Они вышли и играли с максимальной самоотдачей. И потом, чтобы дискредитировать заслуги тренера и команды, люди придумали историю о том, что британцы вышли тогда на поле пьяными. Этого оказалось достаточно, чтобы нивелировать прекрасные матчи с чемпионами мира и Европы. Правда, после матча я еще успел усмехнуться, увидев в раздевалке Колоскова: «Ну, вот вам и договорной матч…»

Сценарий того матча был дикий. Два удара в дебюте, два рикошета, два гола. У нас же не проходило на поле вообще ничего! Это было настоящее Божье наказание за всю эту предыгровую кутерьму. Я должен был уходить из сборной, а люди Садырина, Игнатьева, Семина - всех тех тренеров, что потом работали со сборной, - уже вовсю вели работу, чтобы так все и случилось. В 1990 году, когда исполком назначал меня на пост главного тренера, мы поставили задачу создать конкурентоспособную сборную, которая могла бы сверкнуть на чемпионате мира 1994 года. Цель, считаю, была достигнута на двести процентов: мы не просто создали команду, мы заняли 4-е место в Европе. Ту сборную нещадно эксплуатировали вплоть до 2002 года. Тогда же, после матча с Шотландией, я сказал ребятам при прощании: «Не уверен, будем ли мы с вами еще работать, но знайте: мы упустили прекрасную возможность стать чемпионами».

* * * Увы, история получила продолжение. Среди недоброжелателей у Бышовца всегда была репутация «дорогого» тренера. Я всегда просил создать своим игрокам максимальные условия, и в целом тот же Колосков к этому относился с пониманием. Это самая большая проблема, которую мы, наверное, только сегодня начинаем понимать, когда смотрим на игроков, выступающих за сборную России.

В то время мы предпочитали

вести беспощадную и низкую борьбу с нашими легионерами. Объективно среда тому гонению способствовала: уровень жизни в нашей стране был ничтожным, шло обнищание народа и многие не могли пережить того, что ребята, уезжавшие за границу, получали какой-то достаток. Вокруг игроков создавалась плохая обстановка, и скандал, вспыхнувший перед чемпионатом мира 1994 года в США, стал квинтэссенцией всего того, что накопилось с тех пор, как начался отъезд футболистов за рубеж. Тогда случилась революция «снизу». Против руководства сборной пошли сами игроки. Притом что у тренерского штаба в лице Садырина, Семина и Игнатьева было единство с федерацией, условия футболистов не были выполнены. Те имели индивидуальные контракты по экипировке, а руководители, заключая свой договор, этого не учли. Колосков сказал тогда, что ситуация согласована с тренерами, и вопросов возникать не должно. Садырина нельзя назвать неумным человеком, но серьезную ошибку он допустил. После той фразы Колоскова он пришел к игрокам и сказал: «Это неправда. Я не давал никакого согласия». И тогда последовал логичный вопрос: «А что же вы молчали, когда это говорил Колосков?» Все поняли, что тренер не способен или не намерен защищать интересы игроков.

Потом вышло то знаменитое письмо… Думаю, тогда и я допустил тяжелейшую ошибку, повлиявшую на многие события. Я мог возглавить ту сборную, повезти ее в США. В команде были независимые игроки, за что их в пылу борьбы называли «легионерами». Они хотели не только изменений в футболе, его очищения, но и стремились побеждать. Накал того сражения оказался запредельным, на уровне руководителей страны. Тарпищев, с одной стороны, и с другой - федерация футбола в лице Колоскова, который отстаивал свою империю.

У меня произошла встреча с Олегом Романцевым после того его выступления, когда он заявил, что у «спартаковцев есть честь» (среди отказников большинство было футболистов «Спартака»). Я сказал Олегу: «Понимаешь в чем дело - речь ведь идет не о тебе, не обо мне. Речь идет о том, по какому пути пойдет футбол. Ты будешь главным тренером, вопросов нет. Но давай доведем дело до конца, это - моя команда, я ее создал. И мы можем работать на паритетных началах. Ты готов принять эту команду?» Он ответил: «Нет, я - не тренер сборной. Меня вообще ничто не интересует, кроме "Спартака"». Мы пожали руки и разошлись. А после чемпионата мира Романцев стал главным тренером сборной России.

Олег был прав: чтобы руководить национальной командой, нужно иметь совершенно иные качества, чем те, что имеет клубный тренер. Романцева считаю выдающимся тренером, добившимся больших достижений, но он, работая в «Спартаке», имел под своим началом практически сборную СНГ, которую собрали в начале 90-ч, и потому, заступив в 1994 году на пост тренера, особых проблем с переориентацией не испытал. В клубе человек ежедневно сталкивается с одними и теми же людьми, ситуациями. А работа тренера сборной, в какой-то мере более творческая, предъявляет совершенно иные требования к мозгам. Сборная - это жесткие параметры, решения нужно принимать быстро, на взвешивание времени нет. Матчи национальной команды - это почти всегда высокий уровень, тогда как с клубом в чемпионате ты сталкиваешься с обыденщиной, стандартными проблемами. Игроки в сборной - более независимы. У тебя, как у тренера, головная боль - как совместить их всех друг с другом. В случае с Романцевым все опять по-другому: его же «Спартак» и был базовым клубом сборной. Сколько себя помню, наоборот, всегда сталкивался с проблемой большого выбора. Я подбирал игроков под свое видение команды, если на деле кто-то не подходил, начинал искать новую кандидатуру, и так далее. Необходимого футболиста надо увидеть, внедрить в команду, раскрыть…

Колосков был против того, чтобы я принял ту сборную. В 1993 году я вернулся с Кипра, имел на руках предложение из Кореи. И тут у меня раздался звонок. От того самого человека, что всегда стоял за спиной у Колоскова во время всех пресс-конференций. Фамилия его была известной - Квантришвили. Он возглавлял Партию спортсменов. И он сказал мне следующее: «Хочешь стать тренером сборной, приходи ко мне. Обсудим». Я вежливо ответил, что на таких условиях работать не пойду, на том и расстались. У меня был выбор повезти в Америку сборную России, было моральное право. В конце концов, я эту команду со своими помощниками делал своими руками, я пользовался доверием всех игроков. Но не смог пересилить себя, потому что считал, что тренер должен быть независимым человеком. И тем не менее до сих пор спрашиваю себя: а как же команда? Как же чемпионат мира? Ведь то мое решение разделило коллектив на порядочных людей, доказавших свою принципиальность - Канчельскис, Колыванов, Шалимов, Добровольский, Кульков, Кирьяков, Иванов, - и остальных, кто польстился на посулы, кто был запуган. Называть их не стану, Бог им судья. Была ли это моя ошибка? Думаю, что да. Меня не покидает чувство вины, потому что футбол мог тогда развиваться совсем по другим принципам. Вместо этого мы потеряли на десятилетие сборную, что лишило радости наших болельщиков. Мне же пришлось уехать в Корею, с национальной командой которой я в итоге и попал в США. Южная Корея там сыграла волевую ничью с Испанией, потом с Боливией и 2: 3 уступила Германии. Россия тем временем уступила Бразилии, Швеции и выиграла лишь ничего не значащий матч у Камеруна. Опять у Камеруна…