Не все мухи попадают в Ад
Шрифт:
А я… я сидел между ними и чувствовал себя ужасно неловко. С одной стороны – Катька, бывшая подруга, раздавленная горем. С другой – Софья, загадочная, закрытая, но явно нуждающаяся если не в помощи, то хотя бы в понимании. И я сам – носитель Лика, пацан с кучей тайн, разрываемый между жалостью, виной (за Витьку? За то, что не смог помочь? За то, что знаю правду и молчу?) и странным, холодным анализом ситуации, который постоянно подкидывал Лик.
Анализ эмоционального состояния объекта «Екатерина»: глубокий посттравматический стресс, горе,
Анализ эмоционального состояния объекта «Софья»: подавленные эмоции, высокий уровень недоверия, защитные психологические механизмы (отстраненность, контроль). Потенциальная латентная травма, связанная с событиями в Северске-3 и фигурой опекуна.
«Спасибо, Лик, очень помог,» — мысленно съязвил я. Рекомендации были хороши, но как их выполнить? Я не психолог. Я просто восьмилетний… черт возьми, психолог!
И тут меня осенило. Я – не психолог. Но во мне…ну, я же часть Андрея. Того самого, чья память и ярость помогли мне выжить. В той первой, смутной вспышке воспоминаний, еще до полигона, проскальзывало что-то о его… работе? Он был кем-то, кто работал с людьми, с их душами? Вот мем, он их спасал, а я должен поглощать.
Кем он был? Может, психологом? Консультантом? Священником? Память была обрывочной, но ощущение чужого опыта, умения слушать, понимать, находить нужные слова – оно было. Часть этого опыта теперь была частью меня. Может, я смогу попробовать?
«Лик, информация об Андрее. Кем он был? Его профессия?»
Обработка данных памяти фрагмента «Андрей»… Идентификация основной профессиональной деятельности: психолог-консультант, специалист по работе с посттравматическими расстройствами и кризисными состояниями. Обладал высоким уровнем эмпатии и аналитическими навыками в области человеческой психологии.
Психолог! Вот оно! Значит, та интуиция, те знания, которые иногда всплывали в моем сознании – это его наследие! Ну это был шанс. Прямой вариант помочь девчонкам. И, может быть, себе самому – разобраться в том хаосе чувств, что творился внутри.
Это была рискованная идея. Пытаться использовать чужие навыки, чужой опыт… не станет ли это еще одним шагом к потере себя? Но альтернатива – просто сидеть и молча смотреть, как две девчонки рядом страдают – казалась еще хуже. Тем более, Лик подтвердил – им нужна помощь. А еще Лик меня проконсультирует.
Я решился.
– Кать, — позвал я тихо, наклонившись к ней через столик. Она вздрогнула, как от удара, и подняла на меня заплаканные, затравленные глаза. Взгляд метался, не находя точки опоры. — То, что случилось… с Витькой… Это чудовищно. Слов нет. Я начал осторожно, признавая масштаб ее переживания, не пытаясь его приуменьшить. — То, что ты видела… эту дыру… как он исчез… Это за гранью нормального. Это то, чего никто не должен видеть, тем более ребенок.
– Я специально акцентировал на ненормальности события, а не ее реакции.
Она снова всхлипнула, плечи затряслись.
–
– Кать, посмотри на меня, — попросил я мягко, но настойчиво. Дождался, пока она с трудом подняла голову. — Давай представим. Вот ты стоишь там. Видишь пожар. Интересно? Да. Безопасно? Ну, вроде да, вы же не в огонь лезли.... ам, давай другой пример. Вы на дереве с Витькой, погнались за кошкой. Кошка убегает, Витька срывается. Ты успеваешь его схватить? Вряд ли, он парень крепкий, да и падать начинает внезапно. Или...
Ты кричишь ему «Стой!», когда он уже на дороге? Он услышит? Вряд ли. Появляется машина. Понимаешь аналогию? Вот появляется оно. Дыра. Что ты можешь сделать в эту секунду? Заслонить его собой? Прыгнуть туда же? У тебя были доли секунды, и твой мозг, твое тело просто застыли от ужаса перед невозможным. Это нормальная реакция на запредельный стресс. Ты не супергерой, Кать. Ты – обычная девочка, попавшая в кошмар. Твоей вины в том, что случилось, нет. Ни капли.
– Я говорил спокойно, методично разбирая ситуацию, показывая отсутствие реальных возможностей повлиять на исход. Голос Андрея звучал в моей голове, подсказывая логику, формулировки.
Катька слушала, не перебивая. Ее дыхание стало чуть ровнее, хотя слезы все еще текли по щекам. Она медленно кивнула, не то соглашаясь, не то просто признавая, что услышала.
– Плакать – это нормально, — добавил я тише. — Бояться – нормально. Даже злиться – нормально. На Витьку, на эту дыру, на весь мир. Не держи это в себе. Но вину… вину отпусти. Она – как яд, который ты сама пьешь, надеясь, что отравится кто-то другой.
– Я не был уверен, поймет ли она эту метафору, но слова пришли сами.
Она снова кивнула и отвернулась к окну, но теперь в ее позе было чуть меньше отчаяния. Кажется, лед немного тронулся. Пу-пу-пу. Хотя бы так.
Теперь Софья. Ледяная королева. Я повернулся к ней. Она делала вид, что смотрит в окно, но я чувствовал ее напряженное внимание.
– Соня, — начал я так же спокойно. — Я не буду спрашивать, как ты, потому что ответ очевиден. После полигона, после… всего, что связано с твоим… опекуном, — я намеренно избегал имени и статуса, чтобы не активировать возможные блокировки, — …ты оказалась в очень сложной ситуации. Вынужденный переезд, чужие люди, полная неизвестность.
– Я просто констатировал факты, показывая, что понимаю ее положение, не лезу в душу, но и не игнорирую очевидное.
Она медленно повернула голову. В ее серых глазах плескался холод, но я заметил и тень… усталости? Или любопытства?
– И это нормально – закрываться, — продолжил я, глядя ей в глаза, но не слишком настойчиво. — Когда мир вокруг рушится, когда не знаешь, кому верить, инстинкт подсказывает – построй стену, спрячься за ней. Это защитный механизм. Он помогает выжить.
– Я легализовал ее поведение, показал, что понимаю его причины.
Она молчала, но теперь смотрела на меня прямо.