Не все мухи попадают в Ад

Сыров Владимир

Значит, Катька не соврала. Что-то от Витьки там осталось. Но не ботинки. А микроскопические следы. Что же произошло? Разлом его… разорвал? Или забрал целиком, а эти следы – просто то, что осталось при переходе? Бррр…

– Может, показалось? — осторожно предположила Софья, глядя на Катьку. — Ты сильно испугалась, мейн мадхен…

– Нет! Я… я правда видела! — снова закричала Катька. — Там были!.. А потом… а теперь их не стало!

Может, их кто-то подобрал? Полиция? Пожарные? Но зачем им это скрывать? Или… или кто-то еще был здесь?

Мысли снова вернулись к данным из Эйдосферы. Они могли

бы дать ответы. Но они были недоступны. Черт!

– Ладно, Кать, пойдем отсюда, — решил я. Торчать здесь было бесполезно и, возможно, небезопасно. —Надо… надо подумать, что делать.

– А Витька? — жалобно спросила она.

– Мы… мы что-нибудь придумаем, — неопределенно ответил я. Хотя понятия не имел, что тут можно придумать.

Мы втроем побрели прочь от места происшествия. Катька немного успокоилась, но все еще шла, понурив голову. Софья шагала рядом, молчаливая и задумчивая. Я чувствовал себя… беспомощным. Вот она, сила Лика, вот доступ к информации, а что толку? Витьку это не вернет. И что делать дальше – непонятно.

Это и была «детская беспомощность»? Да, я стал сильнее, умнее (благодаря Лику), но я все еще ребенок. Я не могу просто пойти в полицию и рассказать правду. Не могу организовать спасательную операцию в Бездну (даже если бы знал как). Не могу заставить взрослых поверить или действовать. Мы были одни со своей страшной тайной.

«Лик, информация из Бездны… она могла бы помочь понять, что с Витькой? Есть ли шанс, что он… жив? Хотя бы теоретически?»

Анализ структуры загруженных данных продолжается. Предварительно: пакет содержит информацию о различных состояниях материи и энергии при пересечении границы Эйдосферы/Бездны. Зафиксированы описания как полной дезинтеграции биологических объектов, так и их частичной или полной трансформации под воздействием хаотических полей Бездны. Время в Бездне течет нелинейно и нестабильно по отношению к вашему пространственно-временному континууму. Коэффициент искажения варьируется. Период, прошедший с момента инцидента (~1 час по вашему времени), мог соответствовать как нескольким минутам, так и нескольким неделям или даже месяцам по ту сторону разрыва. Выживание неподготовленного человеческого существа в условиях Бездны оценивается как крайне маловероятное (вероятность <0.1%), но не абсолютно невозможное, особенно при кратковременном воздействии или попадании в относительно стабильную «пустоту» или «карман».

Меньше одной десятой процента… Это почти ноль. Но не ноль. А время… там могли пройти недели? Месяцы? Пока мы тут стояли и разбирались… Жуть.

– Надо идти в полицию, — сказал я вслух, скорее самому себе. — Или… к моему отцу. Он… он может помочь. Или хотя бы поймет. – Это было единственное разумное решение. Скрывать такое – безумие. Взрослые должны знать. Даже если они не поверят в Бездну, факт исчезновения человека нужно зафиксировать. И расследовать.

– В полицию? — Катька испуганно посмотрела на меня. — А что мы скажем? Про дыру? Нас же…

– Не скажем про дыру, — перебил я. — Скажем… скажем, что Витька был здесь, когда начался пожар. А потом… пропал. Испугался, убежал… Не знаю! Пусть ищут. Главное – заявить.

Софья молча кивнула, соглашаясь.

Решение

было принято. Болезненное, неприятное – идти на «повинную», рассказывать взрослым, зная, что правду все равно скроешь. Но другого пути не было. Мы медленно побрели в сторону дома. Нужно было подготовиться к тяжелому разговору. И надеяться, что отец… поймет. Или хотя бы сделает вид, что понял.

Дорога домой казалась бесконечной. Мы шли втроем – я, все еще шмыгающая носом Катька и молчаливая Софья. Доге трусил рядом, чувствуя общее напряжение. Пять минут, которые требовались Лику на создание интерфейса, истекли незаметно, пока мы тащились по унылым осенним улицам. Никаких фанфар, никаких спецэффектов в голове. Просто очередное беззвучное уведомление.

Базовый интерфейс доступа к Глобальной Сети («Интернет») активен. Оптимизация алгоритмов и адаптация к информационному полю продолжаются. Начальная скорость обработки данных ограничена. Доступен первичный поиск.

Интерфейс активен. А толку? Я понятия не имел, как им пользоваться. Это же не браузер в голове открыть.

«Лик, как… как мне этим пользоваться? Я что, должен тебе запросы давать, как раньше?»

Верно. Носитель формулирует поисковый запрос. Лик осуществляет поиск по доступным ресурсам Сети, используя адаптированные алгоритмы. Результаты предоставляются Носителю в виде структурированных данных или прямой ментальной передачи ключевой информации. Внимание: верификация данных из Сети требует значительных ресурсов и времени.

Понятно. Значит, все так же – я спрашиваю, он отвечает. Только теперь он ищет не только в своей куцей базе Эйдосферы, но и во всем Интернете. Потенциально – это просто бомба. Но пока… пока это просто еще один инструмент, которым надо научиться пользоваться.

Мы подошли к моему дому. Катька остановилась, не решаясь войти.

– Я… я домой пойду, — прошептала она, вытирая глаза рукавом куртки. — Мама волноваться будет.

– Ты расскажешь родителям? — спросил я.

Она испуганно замотала головой.

– Н-не знаю… А что говорить? Они не поверят…

– Скажи, что Витька пропал. Был с тобой у пожара, а потом исчез. Пусть ищут, — повторил я план. — Ладно, иди. Если что… ну, ты знаешь, где я живу.

Катька кивнула и, шмыгнув носом в последний раз, побрела прочь, ссутулившись и постоянно оглядываясь. Мне было ее жаль. Но и себя было жаль. И Витьку. И Софью. Всех нас, вляпавшихся в это дерьмо.

– А ты? — спросил я, повернувшись к Софье. Она все так же стояла рядом, спокойная, но с тенью тревоги в глазах.

– Я подожду здесь, — сказала она. — Пока ты… поговоришь.

Я кивнул. Не лучший вариант – оставлять ее одну на улице, но тащить ее с собой на разборки к родителям было бы еще хуже. Тем более, она сама так решила.

Я глубоко вздохнул и толкнул тяжелую кованую калитку. Дорожка из брусчатки вела к парадному входу нашего особняка. Сердце колотилось. Что говорить? Как? Пилять… как же это все сложно.

Дверь мне открыл отец. Он был в домашнем – брюки, рубашка с расстегнутым воротом. Вид у него был уставший, он явно только вернулся с работы или из кабинета, но, увидев меня, слегка улыбнулся.