Не все переплывут реку
Шрифт:
Снег поскрипывал под сапогами, был декабрь, морозно. Поправив шапку и подхватив чемоданчик, он быстро дошел вдоль железнодорожных путей, не выходя в город, до родного подгорья, спустился по переулку и открыл знакомую до каждого сучка калитку во двор их дома. Распахнув дверь, он появился на пороге кухоньки, где хлопотала у печки бабушка. Увидев внука, она выронила из рук ухват, и всплеснула руками:
– Аба, Коконька мой приехал, радость-то какая. А я жду тебя каждый божий день, когда же это мой солдатик дорогой со службы вернется…
Говоря
Когда родился братик Вовка, он стал его крестным, вместе с теткой Лидой, которая и ему тоже приходилась крестной. Вместе с матерью и бабушкой они крестили в церкви младенца, священник окунал его в купель и осенял крестным знамением. С тех пор и повелось: Коконька да Коконька. Кока – это и означает – крестный отец.
Как-то пацаны на улице услышали, как его зовет бабушка, и ехидный Сашка Симак из Сандулей тут же сочинил прибаутку: – Эй, Кока, из манды тока! – и заржал, довольный.
Всем это понравилось, и его стали сначала дразнить Кокой, а потом просто звать, как по имени. Привыкли. Только Васька, его лучший друг, по-прежнему звал Ваньку по имени, уважая его чувства.
Ванька даже дрался со своими недругами из-за этого, но прозвище приклеилось к нему надолго. И только в устах родной бабули ненавистное имя звучало для него ласково, и он терпел. Никуда не денешься. Не драться же с бабушкой.
– Счас оладушков напеку, чайку с дороги попьешь, отдохнешь, а ужо и отметим твой приезд. Чай, насовсем отпустили-то, Коконька, чай, намучался, поди, в армии-то?
– Ничего, бабаня, теперь шабаш. Дембель настал. Буду жить у тебя, не прогонишь?
– Ты што это такое буровишь? Радость-то какая для меня, старой. Мать-то твоя с Вовкой и мужем новым, Левой, как уехали из Алатыря в Мурманск, отец твой и запил по-черному. Хотя он и раньше водку хлестал, как воду. Дома-то у него рази можно находиться? Грязно, да и сам к вину пристрастишься. Дак я ведь тебе рассказывала об этом, когда ты в отпуск приезжал. А ты молодой, работать надо да семьей обзаводиться.
– Подожду еще насчет семьи, погуляю после армии. Только один хомут скинул, на другой менять не буду.
– И то ладно, оно не к спеху, – согласилась с ним бабушка, подкладывая блинцов и радостно наблюдая, как внук завтракает. Как раньше, в детстве. Ивану тоже было приятно сидеть в доме, где он родился и вырос, слушать свою бабулю.
– Я ведь квартирантов к себе пустила, двух женщин. Они на релейном заводе работают, в сборочном цехе. Много зарабатывают. После смены придут, познакомишься. Младшенькая, Анюта, особо хороша, чем не невеста? Они мне дальней родней приходятся, из села моего родного, где я родилась, из Чуварлей, – рассказывала бабушка, с опаской поглядывая на внука, не осерчает ли он на нее за это.
Но Ивану все было нипочем. Женский
– Ничего, пускай живут, у нас места много.
– Вот и хорошо, вот и ладно, – радовалась бабушка достигнутому консенсусу…
Там они и познакомились, возле военкомата. Оба пришли вставать на учет, отслужив в Советской армии положенный им срок.
Колька, уже в штатском, курил неподалеку от входа, с усмешкой наблюдая за торопившемся к дверям парне в дембельском прикиде: красный подворотничок в целлофане с белым кантом поверху, новая шинель, шапка, яловые сапоги вместо кирзовых, все кричало о том, что идет дембель.
– Что, тоже на учет вставать прибыл? – кивнул Колька на дверь, и протянул ему пачку сигарет «Прима». – Закуривай, успеем еще. Где лямку тянул?
– Под Москвой, в ПВО.
– Ванька служит в ПВО, морда – во, и жопа – во! – необидчиво захохотал Колька, и Иван тоже улыбнулся в ответ: – Сначала надо к военкому, у меня время назначено. Уже вышло. Так что пора.
– Так у меня тоже назначено, – спохватился Колька, – погнали, потом покурим. А я в морской пехоте служил, в Калининграде…
Малое время спустя, двери военкомата вновь распахнулись и выпустили бывших солдат на волю. Посмотрев дружно на проставленные в военных билетах штампики, и вспомнив прослушанные наставления от военкома, сердитого на вид, и доброго внутри, они облегченно вздохнули. Вот она, воля вольная, беги куда хочешь, делай, что взбредет в голову. И никаких нарядов вне очереди. Осмотрев родные окрестности, они радостно засмеялись, глядя друг на друга уже не как дембеля, а как обычные штатские ребята.
– Так мы еще не знакомы, – спохватился вдруг Колька, и протянул товарищу руку: – Николай, что по-гречески означает «победитель народов».
– Иван, – крепко пожал протянутую руку Ванька. И они оба дружно расхохотались, вспомнив рассказанную недавно прибаутку, и Колька удивился совпадению, покрутив головой. Так они познакомились, и сразу подружились.
– Побежали ко мне, мы с матерью возле ДК живем. Она нам картошечки наварит, с майонезом. Пообедаем.
– С майонезом? – удивился Иван незнакомому слову. – Это что, почему не знаю?
– Попробуешь, за уши не оттащишь, – хохотнул Николай, ценивший юмор. Он и сам любил пошутить, к месту и не к месту, какая разница. Лишь бы было весело.
– Да, ты-то вот знаешь, и я должен знать, – продолжал Иван цитировать строки из любимого фильма, и они быстрым шагом, хохоча, направились в гости к Николаю.
– Ты-то сам где проживаешь? – Николаю было интересно знать про нового друга все.
– В подгорье, у бабули. Да я только вчера приехал. У нее две квартирантки из Чуварлей комнату снимают, бабенки хоть куда. Вчера вечером отметили мой приезд, дерябнули водочки, я одну из них, постарше которая, успел в сенях потискать, она не против была. Хочешь, познакомлю?