Не жалею, не зову, не плачу...
Шрифт:
другом семьи, другом народа, можно сказать. Собака – бывший волк, от волка никакого
толка, если он на свободе, один вред, приручили его, стал он собакой – и теперь от него
только польза и верная служба. Вечером я сказал Володе, что начало штурма придется
отложить, сейчас начнется лихорадка, взвинтят бдительность, проверять будут каждый
клочок земли вблизи запреток, а тут и мы. Отложим не неделю. А через неделю уже
Питерский меня просит: Женя,
перенесем. Нашей свободе мешала просто жизнь, то у меня случай, охота пуще неволи,
то у него. Концерт был замечательный, культбригаду мы пригласили в стационар, в
коридоре понаставили скамеек и табуреток, всех лежачих вынесли, ходячих вывели,
персонал уселся в белых халатах в первом ряду. В оркестре Бармичев, мой первый
операционный крестник. Гремели они на всю Сору – танец Брамса номер пять,
попурри из «Сильвы», фрагмент из «Вальса-фантазии» Глинки. Потом Питерский
начал шпарить стихи, да всё мои да мои, да сплошь лихие, героические,
оптимистические – вспомнить стыдно, и закончил, наконец, так: «К дьяволу все
печали, блажь не мужских сердец. Всё, что имеет начало, будет иметь и конец», после
чего патетически объявил: автор этих стихов находится среди вас. «Женя, конечно», –
сказала Светлана Самойловна, и все приняли без неожиданности, будто знали. Я
смотрел на Сашеньку, она сидела рядом с Вериго, оглянулась на меня, приподняла обе
ладони вместе и двумя указательными пальчиками изобразила аплодисменты, будто
соединила, замкнула контакты. Это что – намёк? Я просто ошалел. Побеги – ко всем
чертям! Разве я могу куда-то, неизвестно куда бежать из такого родного мне
коллектива? А тут ещё Златкин с новой парашей. Его друг, профессор из Москвы,
доктор наук, член комиссии министерства юстиции, в письме дал понять, вот-вот будет
новый кодекс. Максимальный срок отныне восемь лет, никаких уже двадцать пять и
пять, все дела будут пересмотрены с целью снижения, расстрел отменяется. Новый
кодекс будет утвержден на XIX съезде ВКП(б). Сталин знает, сколько нас, гавриков,
околачивается сейчас по лагерям и работает через пень колоду. Новый кодекс нас
выпустит, и мы ринемся вместе со всем народом ускоренными темпами строить
коммунизм.
Человек рыпается бежать, когда ему есть откуда и есть куда. А на воле он уже не
рыпается – некуда, разве что, как я в детстве, в жаркие страны.
16
«Фершал!» Я оглянулся – в чём дело? – «Поди сюда». Стоит возле койки в углу
приземистый, низенький, халат до
скули и продольная глубокая ямка на подбородке. Я не спеша подал лекарство одному
больному, подал другому, после чего спросил низенького, что ему нужно. «Поди сюда,
сядь». – Он кивнул волевым подбородком на свою постель. «Медицинскому
персоналу не положено сидеть перед пациентом», – холодно отчеканил я. А он мне:
«Ты прямо со мной, как Кум». Не только лицо, но и поза его заслуживала описания –
серый халат запахнут и подпоясан, одна рука за спиной на пояснице, другая заложена
за борт халата. Чего-то еще не хватало, самой малости, чтобы я догадался, на кого он
похож.
«Фершал, к тебе вопрос, – высокомерно продолжил он. – Отчего умер Наполеон
Великий, император Франции?» Че-ерт побери, так он же Наполеон, как я не допёр
сразу! «На нем треугольная шляпа и серый походный сюртук». Может быть, он еще и
француз ненароком? Есть у нас в лагере румыны, венгры, поляки, немцы, калмыки,
почему бы не быть французу?
«Не знаю», – сказал я, а низенькому только это и нужно было, он просветил меня,
а также и всю палату: Наполеон умер от рака 5 мая 1821 года, он его получил в
наследство от отца. По завещанию, великий полководец оставил своему слуге
полмиллиона франков. В час его смерти был жуткий шторм, ветер с океана вырывал с
корнем деревья, швырял их как щепки, все дома на острове Святой Елены были
снесены без следа.
Таким вот манером появился в стационаре вор в законе Коля Малый. Флегмона
левой голени, мастырка. Привели его из кандея, надзиратель шел впереди, а Коля
шкандыбал следом, добрался весь в мыле, но потом рассказывал, как врезал мусору
между глаз, когда тот хотел Коле помочь, взять под руку – не тронь мою честную
воровскую руку! Со мной Коля говорил только об одном, сыпал мне вопрос за
вопросом: почему Наполеон потерпел поражение при Ватерлоо? Ждал моего ответа,
уличить меня, разоблачить, опозорить. Командовал мне: поди сюда, сядь. Великий
император Франции проиграл потому, что начал бой с английскими войсками после
обеда, а надо было начать на рассвете до прихода пруссаков. «А сколько полегло на
поле боя, знаешь?» Я пожал плечами. Коля меня зашпынял: «Ты чё, совсем не слышал
про Наполеона, ты же в институте учился. При Ватерлоо полегло двадцать пять тысяч
французов, двадцать две тысячи англичан и пруссаков. А как его взяли в плен? –