Не жалею, не зову, не плачу...
Шрифт:
том, как люди считают. Заметный я парень, рослый, 185 сантиметров. Пусть худой,
тощий, не брился ещё ни разу, – всё равно пора.
Рассказал матери про патруль, про милицию. «Надо что-то делать», – сказал я
значительно, и матушка сразу в панику: «Ничего не надо! Ты же не шпана
беспризорная, ты десятилетку заканчиваешь». Она боялась, что я, в конце концов, уйду
на ненавистный Шестидесятый. «Мне стыдно, надо что-то решать», – повторил я
упрямо
убит, твои братья погибли, перестань мне на нервы действовать. Больше всего она
боялась моих идейных, маниакальных доводов. «Да провались они все, твои книжки! –
восклицала мама. – Да зачем я тебя столько лет учу, чтобы ты таким дураком вырос!..»
Ладно, я помолчу. Но от намерений своих не откажусь. Я пойду в авиацию. Окончу
школу и поступлю в училище. Авиация – это прогресс. Рано или поздно война
кончится, и я буду водить воздушные корабли из Фрунзе в Москву, из Москвы в Париж,
в Австралию, в Рио-де-Жанейро. Я не мог назвать ни одного моряка, танкиста или
артиллериста Героя Советского Союза, но сколько их среди лётчиков! Покрышкин,
Кожедуб, Талалихин, капитан Гастелло, братья Глинки, наконец, женщина Гризодубова,
да разве всех перечислишь? Я окончу лётное, посбиваю с полсотни фашистов, получу
Героя и пройду по всем улицам моей школьной поры. Я вразумлю всех бабок, я дней
десять буду ходить взад-вперёд от Ленинградской до Пишпека в форме, с погонами,
затянутый ремнём и со Звездой Героя. И пусть мне только попадётся тот недоносок, что
гнал меня под автоматом по улицам, где я рос и вырос.
А в школе военрук Кравец, фронтовик, готовил меня в пехоту: будешь генералом,
помяни моё слово, у тебя талант к тактике и стратегии. Кравец был ранен много раз, всё
лицо в узлах и шрамах, половины челюсти нет, вместо нижней губы грубо пришитый
лоскут кожи, вид прямо-таки пиратский. Гонял он нас без поблажек как настоящих
бойцов. Военное дело было почти каждый день, стреляли в тире, рыли окопы, ячейки,
ходили в атаку, изучали материально-техническую часть оружия, разбирали и собирали
– на скорость! – винтовку, автомат, станковый пулемёт «максим». Соревновались класс
с классом, школа со школой. Строевая подготовка, кроссы на три километра,
преодоление полосы препятствий с полной боевой выкладкой. На парадах и смотрах я
шагал впереди своей роты, в телогрейке, в кубанке, сапоги с отворотами, штаны с
напуском – уличная наша, а также школьная форма сорок четвёртого года. Точно как у
блатных.
Военрук Кравец считал нас бойцами своего батальона. Мы выходили на занятия
независимо от погоды, ползали по-пластунски, рыли окопы, таскали на горбу пулемёт и
ротный миномёт с тяжеленной плитой. Миномёт к тому времени уже списали, но мы
таскали, военрук сказал: «Одно списано, другое взято на вооружение, пехота с пустыми
руками никогда не останется». Помню, как в первый месяц войны обучали
новобранцев. Почти на каждой улице устанавливали чучела для отработки штыковых
ударов. О танках тогда речи не было то и дело слышалось: «Конница слева!.. Конница
справа!..» Бойцы перехватывали винтовку одной рукой за шейку приклада, другой за
конец ствола и поднимали над головой – сразу ясно, коннице тут делать нечего, никакая
сабля стальную винтовку не перерубит. Нравился пацанам простой и надёжный приём,
только невдомёк было, что у фашистов нет конницы, и нам невдомёк, и новобранцам.
Но сегодня был уже не первый год войны, а четвёртый. «Танки слева! – командовал
военрук. – Танки справа!.. Противник с флангов». И мы выполняли нужный манёвр.
Военрук учил нас не для экзамена – для войны, учил истово, для него не было ничего
важнее. Однажды вывел нас на пустырь за железной дорогой и показал окопчики. Их
рыли ученики нашей школы год назад. Наши предшественники. Они сейчас на фронте.
Иные уже сложили головы. Остались окопчики с осыпавшимися краями. Мы стояли и
видели этих ребят в телогрейках, в кубанках, в кепчонках, кто в чём. Они ходили по
нашей школе, дурачились, носились по коридорам, а сейчас они там, под грохотом и
воем снарядов. Они рыли вот эти окопчики, учились уберечь себя, чтобы защитить
страну…
В конце мая был получен приказ: всем ротам мужских школ прибыть к десяти
ноль-ноль на стадион «Спартак» с полной боевой выкладкой – винтовки, противогазы,
пулемёт «максим». Проверял нашу готовность военный комиссар города, усатый и
громкоголосый полковник-грузин. Мы преодолевали полосу препятствий, барьеры и
брустверы, ямы с водой, пробирались с винтовками в руках по длинному бревну-буму
(здесь надо помнить, как спрыгивать с бревна, чтобы не напороться на штык своей же
винтовки). Кололи соломенные чучела, переносили раненых, показывали строевую
подготовку – равнение, шаг, песню. А в конце – кросс на три километра по стадиону и