Не жди меня, мама, хорошего сына
Шрифт:
В отделении он передал задержанного в дежурную часть. Собрался было возвратиться за вторым амбалом, но к клетке подошел его начальник.
— Косыгин, где тебя черти носят? — угрюмо спросил Кулик.
— Если черти, то за чертями… Двоих задержал, на Марксистской хату выставили…
Юрий уже четвертый год служил в уголовном розыске и считал себя вправе вкручивать в свой лексикон жаргонные словечки, как это делали его старшие товарищи, мастера сыскного дела.
— Случайно увидел, среагировал…
— Это хорошо, хорошо…
Майор
— Вот один. — Юрий кивнул на вора, отделенного от него толстыми прутьями решетчатой стены.
— Пусть там пока посидит, — перебил его начальник.
И медленно, в думах, направился вдоль по коридору.
— Так мне за вторым надо идти…
— Успеешь. Сейчас на улицу Свободы поедешь… Лиза Вершинина не одна была. С ней придурок один, Балабакин фамилия, за ним надо съездить…
— Что-то знакомое. Он тещу Комова сбил?
— Ну, не совсем он, но да, по делу проходил… Свидетеля нашли, похоже, у Вершининой с Балабакиным любовь…
— Любовь-морковь и куча денег…
— Вот именно. Балабакин еще тот жук, мог подбить девку… Там миллионы, Косыгин, большие миллионы… Короче, возьмешь наряд, и дуй на улицу Свободы. Санкций у нас никаких нет, так что действуй по обстоятельствам. Если вдруг Балабакин дома, хватай его и вези, если нет, пробивай адреса, по которым он может скрываться…
В приложение к инструктажу Косыгин получил двух сотрудников группы быстрого реагирования, машину. Предполагалось, что Балабакин мог оказать сопротивление, поэтому Юрий отнесся к предстоящей поездке с предельной серьезностью.
О том, что ему следовало бы вернуться на Марксистскую улицу и забрать второго задержанного, он подумал, когда входил в подъезд дома на улице Свободы. Он решил, что захватит амбала на обратном пути.
На клавишу звонка он жал левой рукой, правую держал вдоль бедра, сжимая в ней рукоять табельного пистолета. Помощники рядом, их через дверной глазок не увидать; автоматы на взводе, пальцы на спусковых крючках.
Но меры предосторожности были напрасными. Дверь открыла сухопарая, болезненного вида женщина лет пятидесяти. Она близоруко щурилась, глядя на визитера.
— Здравствуйте, я из милиции, — мило улыбнулся ей Косыгин. И сухим казенным языком выдал: — Мне бы хотелось сообщить вам, что уголовное дело в отношении вашего сына закрыто.
— Да, Арсений говорил мне…
— Он сейчас дома? Мне бы хотелось сообщить ему приятную новость…
— Нет его дома.
— А когда будет?
— Не знаю… Он здесь не живет. Он в Москве квартиру снимает…
— Адрес не подскажете?
— Э-э, где-то у меня записано… — Женщина подозрительно покосилась на Косыгина. — А вам зачем?
— Дело в том, что у меня неприятная новость.
— Вы же сказали, что приятная?
— Разве? Значит, я оговорился… Дело в том, что вашему сыну угрожает
Юрий нарочно обратил внимание на своих помощников. Форма, снаряжение, оружие — это произвело на женщину впечатление. И она даже не потребовала предъявить удостоверение, впустила незваного гостя.
Квартира двухкомнатная, запах прокисшего борща и тлена. Потемневшие от времени обои, убогая обстановка. Юрий осмотрел пол в прихожей, мужских туфель у порога не было. В доме тихо, только слышно, как тикают ходики.
— Мне бы лично хотелось сказать Арсению, какая опасность ему угрожает, — сказал Косыгин.
И под этим предлогом зашел в одну комнату, в другую, не постеснялся заглянуть в ванную и туалет. Балабакина нигде не было.
— Я же говорю, нет его.
— Вы должны знать номер его мобильного телефона.
— Конечно, знаю, он же мне не чужой…
— И адрес московский…
Юрию не пришлось сочинять душещипательную историю, чтобы застращать мать Арсения. Она без этого дала ему и номер телефона, и адрес.
Косыгин сначала позвонил, но смог только выяснить, что «телефон временно заблокирован». Видимо, Арсений избавился от него.
Чтобы не терять времени, Косыгин отправился в Москву, на съемную квартиру, с мыслью, что напрасно теряет время…
Матвей лежал на нижней полке нар, обтянутых новым пахучим дерматином. В камере совсем недавно сделали ремонт, стены гладкие, верхняя половина побелена, нижняя — покрашена, в углу тихонько журчит унитаз, с краника над железным «тюльпаном» капает вода. Всего четыре спальных места, но арестантов, помимо него, нет.
Все хорошо, только духота донимает. Ни вентиляторов нет, ни кондиционеров. Но Матвей человек бывалый. На дерматин он постелил майку, лег на нее, сверху набросил намоченную под краном и крепко выжатую рубаху.
Комов, похоже, сдержал свое обещание: не прессовал, палки в колеса не ставил. Адвокаты уже на ушах. Завтра Матвею предъявят обвинение и сразу же отвезут в суд, определять меру пресечения. Если Круча с компанией не вмешается, судья отпустит Матвея под залог, а со временем дело и вовсе развалится…
Завтра он снова будет на вершине «Пьедестала»; сначала посмотрит, как танцует Марго, а потом уединится с ней… А если откажет ему, он возьмет ее силой… Матвей был зол на ментов, на себя, на всех, кто его окружал. И готов был порвать всякого, кто решился бы пойти против его воли…
Дверь в камеру открылась, послышался голос надзирателя, топот шагов.
— Проходи, чего встал?
— Не гони, начальник! — пробасил прибывший «пассажир». — Я у себя дома.
Матвей не пошевелился. Плевать ему, кто там пожаловал. Это не тюрьма, это всего лишь предвариловка, здесь он не обязан принимать-располагать.