Небесные овации
Шрифт:
Есть вещи, сделать которые под силу только вам, и вы живете для того, чтобы это
сделать. В грандиозном оркестровом концерте, который мы называем жизнью
человечества, у вас есть свой инструмент и своя мелодия, и вы перед Богом обязаны
играть блистательно.
Но есть целая бездна различий между тем, чтобы изо всех своих сил прославлять
Бога, и тем, чтобы всеми возможными средствами прославлять себя самого.
Стремление к совершенству —
ребячество.
* * *
Может быть, вас заинтересует, что первые игры во власть начались не на
Уолл-стрит и не на поле битвы, а в саду. Первое обещание о повышении статуса было
прошептано с шипением, с подмигиванием и со змеиной улыбкой падшего ангела.
Заползший в тень дерева познания добра и зла сатана знал, что предложить Еве, чтобы соблазнить ее съесть яблоко. И это не были удовольствия. Это не было
крепкое здоровье. Это не было преуспеяние. Это было... ладно, вы сами читали его
слова и видели, в чем соблазн: «...знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло»3.
Эти слова находят брешь в обороне.
«...Вы будете, как боги...»
Ева поглаживает подбородок, повторяя это обещание.
«...Вы будете, как боги...»
Сатана отдернул занавес в тронном зале и пригласил Еву немножко посидеть.
Примерить корону. Подержать скипетр. Накинуть мантию. Почувствовать, что это
значит — иметь власть. Почувствовать, что может означать твое имя. Почувствовать, каково там, наверху!
Ева заглотила наживку. Соблазн уподобиться Богу затмил все ее представления о
Боге, и хруст яблока раздавался по всему Царству. Остальную часть истории вы
знаете.
Так вот, может быть, ваше заигрывание с властью не было таким откровенным.
Вы, несомненно, рады, что сэкономили шесть штук «зелени» на семинарах по
застольному этикету. Вы, несомненно, только головой качаете, слушая об аферах
дельцов с Уолл-стрит. Вас коробит от заказных убийств в мире наркомафии и
«больших людей». Такого рода игры во власть вас не привлекают. Если бы змей стал
69
прельщать вас обещанием власти, вы бы послали его обратно в преисподнюю, не так
ли?
Или... Игра в «царя горы» может принимать самые разные формы.
Вот начальник, никогда не хвалящий подчиненных. В конце концов, они должны
знать свое место.
А вот муж, отказывающийся быть с женой поласковее. Он знает, что из-за этого
лишился бы самого сильного своего оружия — ее страха, что он ее бросит.
Вот служащий, который личные амбиции ставит выше личной честности.
А
мужем, — своего рода политика кнута и пряника.
Можно устранить человека, а можно всего лишь отодвинуть. Это может быть
требование, подкрепленное наведенным пистолетом или надутыми губками. Это
может быть авторитаризм политика в стране или проповедника в церкви.
Но все они твердят одно и то же: В-Л-А-С-Т-Ь.
И цель у них одна и та же: «Я получу то, что мне надо, за твой счет».
У всех одна и та же стратегия игры: толкнуть и пнуть, урвать и соврать.
Все слушали одного и того же змея, все того же лживого Люцифера, который
шепчет в уши любому, кто его слушает: «...вы будете, как боги...»
И всех ждет один и тот же конец: тщета. Выслушайте, пожалуйста, внимательно
то, что я сейчас скажу. Абсолютная власть недостижима. Столб намазан салом, а
ступеньки лестницы сделаны из картона. Когда доберешься до верха — если
доберешься — остается только падать вниз. А это зачастую болезненно.
Спросите Мухаммеда Али.
Вы, конечно, слышали об Али, троекратном чемпионе мира по боксу в тяжелом
весе. На обложку журнала «Sports Illustrated» он попадал чаще, чем любой другой
спортсмен. На ринге девизом этого короля бокса было «порхать как бабочка и
жалить как пчела». Его свита, целый сонм репортеров, тренеров и прочего персонала, тянулась за ним по всему миру.
Но это было вчера. А где Мухаммед Али сегодня? Спортивный журналист Гэри
Смит отправился это выяснить.
Али проводил Смита к напоминающему амбар строению рядом с домом на своей
ферме. На полу, прислоненные к стенам, стояли напоминания о лучших годах жизни
Али. Фотографии жалящего и порхающего чемпиона. Скульптурно вылепленное тело.
Вскинутый вверх кулак. Торжествующе поднятый чемпионский пояс. «Мы победили в
Маниле».
Но на изображениях виднелись белесые потеки — птичий помет. Али глянул на
стропила, где жили поселившиеся в его спортзале голуби. А потом он сделал очень
важную вещь. Может быть, это был прощальный жест. Может быть, признание
безысходности. Как бы то ни было, он подошел к своим фотографиям и перевернул
их, одну за другой, изображением к стене. Потом встал в дверях и, глядя куда-то
вдаль, заговорил так тихо, что Смиту пришлось переспрашивать. Али повторил:
— Весь мир был мой. И это что-то да значило. А теперь смотреть не на что4.
Вертикаль власти — она скользкая.
Император Римской империи Шарлемань (Карл Великий) знал это. С похоронами