Небесный город
Шрифт:
— Рад слышать, Юй-сюн.
Цай Чжэань специально избегал обращения к Богу войны, как к старшему побратиму. Такое братство всё больше претило ему. Из чего напрашивался вывод — он устал ждать! Плохо… Очень плохо. Когда дракон сражается с тигром, лучше сидеть на берегу, дожидаясь своего времени. Но самое важное он сегодня сделал — подтолкнул высокомерного дядю Нефритового императора на шаг ближе к пропасти.
Главный изъян семьи Юй — неумение отделять собственные желания от необходимости, продиктованной внешними обстоятельствами. Юй Цзымин,
Дьявольский меч висел в двух чи от пола, надёжно скованный духовными цепями — мерцающие полоски света крестообразно пересекали серебристый клинок с вычурной вязью иероглифов вдоль кромки и расходились к противоположным углам.
«Благородный муж» — напоминала надпись, совсем не соответствуя нынешнему униженному положению меча.
Глава Асюло оставил духовное оружие после того, как меч отказался ранить Владыку-стража и не приходил к нему несколько дней подряд, пока не задумался, по какой причине клинок стал таким непослушным? Появившись в кабинете на шестые сутки под вечер, Цуймингуй протянул руку, призывая сердце меча. Кровавый рубин со щелчком высвободился из рукояти и покорно лёг на ладонь хозяина.
— Покажись.
Рубин пошёл рябью и через мгновение растворился в воздухе, обратившись худощавым юношей в чёрном шэньи.
— Приветствую хозяина, — вежливо сказал Дьявольский меч, но забыл поклониться.
С манерами у этого гордого куска металла, заполучившего собственный дух, всегда было худо.
— Знаешь, в чём провинился?
Дьявольский меч промолчал и тогда Цуймингуй рассердился ещё больше. Щёлкнув пальцами, он снял духовные цепи с физического «тела» меча и, отправив то в короткий полёт, заставил уткнуться острием в одну из каменных плит, выстилающих пол.
— Если уж назвался благородным мужем, почему бы тебе не написать основные правила вэньжэнь на этом полу?
[вэньжэнь — кодекс благородного человека]
— Как угодно хозяину, — бесцветным голосом отозвался Дьявольский меч.
Острие клинка оторвалось от пола на цунь, после чего принялось со скрежетом перемещаться по плите, оставляя после себя мерцающие серебром иероглифы.
Чистый дух. Твёрдая, холодная воля. Не следование по пути тех, кто стремится к выгоде и забывается в удовольствиях суетного мира.
[цунь — 3 и 1/3 сантиметра]
— Что это значит? — строго спросил Цуймингуй, глядя на юношу, замершего у стола.
— Быть способным сочувствовать и любить, будучи честным, твёрдым и строгим к себе.
— Хорошо. Пиши это до тех пор, пока на плитах не останется свободного места. Хочу, чтобы весь пол здесь превратился в кодекс вэньжэнь.
Цуймингуй сел за стол и, развернув одно из недавних донесений от шпионов
Бросив взгляд на Дьявольский меч, глава Асюло с удовлетворением отметил — тот как следует наказан. Юноша держался рукой за грудь, а с его губ, носа и глаз стекали мелкие струйки крови. Так похож на земного бессмертного! Если не знать, что перед тобой духовное оружие, можно лишь посочувствовать.
Невзрачный серый пол теперь покрывало изысканное кружево серебристых иероглифов — плиты издавали мягкое свечение, напоминая отблески полной луны.
— Итак, я повторю свой вопрос. В чём ты провинился?
— Я ослушался хозяина, нарушив его волю,— тихо произнёс Дьявольский меч. — Но я не считаю себя виновным.
— Может, мне отдать тебя на переплавку? — Цуймингуй встал со стула.
Медленно приблизившись к воплощению духа меча, он пристально заглянул тому в ничего не выражающие глаза.
— Почему ты отказался вредить Люй Инчжэнь? Разве Владыка-страж Небесного города не враг Асюло?
Ответ Дьявольского меча потряс до глубины души.
— Хозяин должен спросить об этом у самой Люй Инчжэнь. Если небожительница молчит, какое тогда у меня право говорить вместо неё?
Цуймингуй не нашёлся, что ответить. Всматриваясь в холодные глаза духа меча, он недоумевал, не понимая, когда его оружие стало настолько своевольным?
И пока глава Асюло раздумывал, как совладать с Дьявольским мечом, в кабинете появился один из стражей главного дворца.
— Доклад, Тёмный владыка! — зычный голос асура выглядел взволнованным.
— Говори.
— Командующий Сюэ покинул Кушань.
Весть была сродни удару под рёбра. Цуймингуй некоторое время ошалело таращился на воина, а затем уточнил:
— Когда?
— Прошло около двух цзы. Командующий был замечен у водопада вместе с небожительницей и лисой, прислуживающей ей по распоряжению Тёмного владыки. Он ушёл с Кушань, забрав обеих женщин.
Цуймингуй мысленно перебрал с десяток проклятий, способных разбудить самого повелителя подземного мира, однако вслух не произнёс ни единого слова. Вернув дух Дьявольского меча в рукоять, он призвал оружие в ладонь.
— Нам преследовать командующего Сюэ?
— Когда дерево стало лодкой, спешить уже нет смысла…
Цуймингуй взмахом руки отпустил асура.
— Моцзян-бади… Моцзян-бади! В какую бездну ты сейчас заглядываешь?
Почему так болит сердце? Или это душа плавится в невещественном горниле, превращаясь в бесконечную тоску по чему-то призрачно-неуловимому и потому вдвойне желанному?
Ин Сянхуа сидела на каменистом берегу, плотно охватив колени руками. Совсем рядом набирали силу злые волны. Солёные брызги время от времени попадали в лицо. И тогда она не знала, кто плачет сильнее — море на самом краю мира смертных или же она сама?