Неблагая
Шрифт:
Наконец я нарушаю молчание:
— Ты так беспокоишься об Олани.
Лицо Рейза кривится, будто он пытается не заплакать опять.
— Да, — подтверждает он. — Очень беспокоюсь. Она… она самый близкий друг, который у меня вообще был.
Убедительно. Олани не особо любит поговорить по душам, но я видела, как они общаются. Как оберегают друг друга, понимают друг друга, подбадривают. Они настолько разные, их близость так неожиданна, но они дополняют друг друга.
— Раньше… — Его голос срывается, он замолкает, откашливается и продолжает: —
Я смотрю сквозь ресницы на наши руки. Рейз трогает свое кольцо, крутит его на пальце.
— И все равно я облажался. — Он горько усмехается. — Олани постаралась исправить все самостоятельно, но от Лейры мне все равно досталось. Наорала на меня и заперла в комнате. Олани ухитрилась взломать замок, просила прощения за то, как со мной обошлись. А ночью увела меня из дома. — Я слышу, что он улыбается. — И пельмешками накормила.
Я задумываюсь над услышанным. Лейра — наниматель Олани, но та, рискуя навлечь на себя гнев, все равно решила помочь Рейзу. Интересно, к нему до этого хоть кто-то проявлял доброту? Неудивительно, что он так о ней заботится.
— После этого мы постоянно куда-то убегали вместе. В такие ночи я был свободным, мне казалось, что мой мир больше, чем то, чего от меня требовала Лейра. Олани ведет себя жестко, но…
Но она всего лишь человек и сейчас нуждается в защите так же, как когда-то нуждался сам Рейз. И я так же нужна Исольде. А мы застряли здесь и не можем им помочь.
Снова повисает молчание, но я слышу короткие резкие вдохи: Рейз хочет сказать что-то еще, но сдерживается. Я вздыхаю, но не убираю голову с его плеча.
— Говори, что еще не так.
Он пытается скрыть удивленную ухмылку, по его лицу, как облака, пробегают противоречивые эмоции.
— Я думал, того факта, что Лейра отняла у нас всё и что нам нечего есть и некуда идти, вполне достаточно.
— Рейз.
Я вызывающе поднимаю на него взгляд и достаточно долго смотрю ему в глаза, чтобы он понял, что я не шучу. Достаточно долго, чтобы от дискомфорта у меня начала зудеть шея.
Рейз вздыхает:
— Ладно. Ты же не отстанешь.
На осеннем ветру в тонкой рубашке довольно прохладно, но Рейз такой теплый. Я подвигаюсь чуть ближе и жду его ответа.
Он снова страдальчески косится на меня:
— В общем… Она же моя тетка. И видеть ее такой… Короче, я был не готов. — Он вытягивает перед собой руку, сжимает ее в кулак, рассматривает, как будто это очень интересное зрелище. — Я знаю, какой она бывает, когда сильно чего-то хочет. Но я все равно… — Он резко замолкает с каким-то то ли смешком, то ли всхлипом.
Я не знаю, что делать. Протягиваю руку и неуклюже накрываю его запястье. Он сперва склоняет голову, разглядывает мои пальцы, потом по-птичьи поворачивается и смотрит мне в лицо.
— Я нелепый, — говорит он, и в его голосе проскальзывает нотка
— Я специалист по нелепости, — бездумно заявляю я — и почти наверняка зря.
Но Рейз смеется.
— Ты в хорошей компании, — говорит он, пока улыбка не сошла с его лица. — Понимаешь… она же вырастила меня. Я не воспринимаю Лейру как мать или как-то так, но… Родителей-то я вообще не помню. Только ее.
Я вдруг очень остро чувствую пустоту в том месте, где должен висеть флакончик на шнуре. Но дело не во мне — дело в Рейзе и его непутевой родне, которая пыталась нас убить. Я кое-как ухитряюсь собрать слова:
— Я… мне так жаль, Рейз. Тебе… тебе, наверное, очень тяжело.
— И что теперь будет с этими воспоминаниями? — спрашивает Рейз после паузы.
Я смотрю на разбитое стекло, на порванный шнур. Там нечего спасать. Горло сжимается, я долго не могу подобрать ответ.
— Понятия не имею.
Лейра с Исольдой и Олани давно ушли, но преследовать их еще рано. Вряд ли Лейра рассчитывает, что мы останемся здесь гнить, но сколько выжидать, прежде чем отправиться в путь, — не знаю.
Как скоро вылупится дракончик? Сколько времени пройдет, пока Лейра отпустит пленников и забудет о нас?
Рейз некоторое время изучает меня ласковым и непонятным взглядом.
— Слушай, твоя сестра и Олани — два самых одаренных человека, которых я встречал в жизни. Они сумеют постоять за себя, пока мы ищем дорогу домой. Ты обязательно вернешься к своей сестре. Я тебе обещаю.
— Такое невозможно пообещать. — Я обнимаю колени и пытаюсь подавить зевок.
— Ты невозможная.
Я стараюсь дышать медленно и ровно, чтобы замедлить бушующие мысли. Он прав, Исольда и Олани могут о себе позаботиться. Не может быть, чтобы я в последний раз видела свою сестру, когда мы ссорились. Нет, так не будет.
— Знаю, — отзываюсь я и снова зеваю. — Прости, просто…
— Все нормально. — Его голос странно спокойный, но у меня сейчас нет сил разбираться. — Нам действительно нужно поспать. А утром подумаем, как быть. Да?
Надо бы с ним поспорить. Настоять, что план нужно разрабатывать прямо сейчас и претворять его в жизнь как можно скорее.
Но я уже почти сплю, а рыдания отняли у меня все оставшиеся силы. Поэтому я киваю и снова укладываюсь на землю. Чувствую, как он устраивается в метре от меня.
Я ворочаюсь и мечтаю о хлебе. И жареных грибах, и большой миске горячего риса, и кофе, и медовике, и яблочном сидре, и о всяком разном. Я почти уверена, что сплю, что вижу сны. Сны о полном желудке еды, сухом жаре очага или хотя бы одеяле, знакомом звуке дыхания спящей рядом Исольды.
Глаза закрываются, и я как будто падаю. Потом меня настигает знакомое ощущение, и я снова настораживаюсь, борясь с собственным утомленным телом и не давая ему провалиться в сны, которыми Госсамер владеет уже несколько недель. Я представляю свой разум в виде большой комнаты и осматриваю все ее углы на предмет наличия фейри. Чего угодно чуждого.