Неблагая
Шрифт:
Я отталкиваю нож, что-то глубоко внутри кипит, возмущаясь и смущаясь, что он вообще посмел такое предложить.
— У меня есть магия.
— Мы на территории Неблагого Двора, Исилия. Тебе нужно железо.
— А тебе? — Я скрещиваю руки и упрямо выпячиваю подбородок.
Рейз вздыхает, сует мне в руку этот несчастный нож и что-то ищет на другом боку:
— У меня есть второй. Как насчет «Спасибо, Рейз. Я знаю, что ты хочешь меня защитить, Рейз. Я так рада, что ты идешь со мной через этот кошмарный лес,
Я обхватываю рукоять кинжала. Она прохладная, обтянута гладкой кожей и увесистая, хоть и небольшая. Я пробую, как непривычная тяжесть ложится в руку, смотрю на тусклый блеск железа.
Он какой-то… знакомый.
— Это же тот нож, который ты приставлял к моему горлу, да?
Я не жду ответа; мы оба знаем, что это он. Рейз ошарашенно хлопает глазами, когда я обхожу его и иду впереди, выставив клинок как предупреждение всем волшебным существам, которые могут нам встретиться.
Глава 35
В землях Неблагого Двора ночь не наступает. Она пьяно шатается туда-сюда, цепляясь потемневшими пальцами за синее небо. Отчаянно и голодно.
Вот оно голубое, подернутое белыми пушистыми облачками.
Вот вдруг чернильно-черное, усыпанное бриллиантами звезд.
В первый раз мы замираем в ужасе, задрав головы вверх, к небу, спрятанному за серебристой листвой, а потом это повторяется снова и снова. Здесь не бывает розовых полос заката или прохладных сумерек цвета индиго, как в лесах Благого Двора. Здесь небо мерцает, как внезапно гаснущая свеча. Здесь день и ночь как будто бьются за власть.
Наконец ночь побеждает. Над деревьями расстилается ровный безлунный покров, и нас поглощают синие тени.
Мы все идем, решив пройти как можно больше, прежде чем свалимся без сил. Спать в волшебном лесу нам обоим не хочется.
Если днем здесь просто неуютно, то ночью страх пробирает до костей. С высоты за нами наблюдают светящиеся глаза деревьев. Молча и пристально они следят за нашим перемещением. Туман тускло мерцает, подсвечивая дорогу, но я все равно вызываю шар пламени, чтобы использовать его как фонарь. Скрываться нет смысла. Лес и так знает, что мы здесь. И фейри наверняка в курсе.
Рейз придвигается ко мне так близко, что мы соприкасаемся плечами. Пламя в моей руке отбрасывает на его лицо призрачные тени, подчеркивая круги под глазами. Они не идут к его дружелюбному мальчишескому лицу.
В ветвях раздаются странные звуки — то ли уханье совы, то ли тявканье лисы. Они носятся вокруг нас, и я не могу определить, насколько далеко находится их источник. Звуки похожи на человеческие крики, стоны и смех, беспорядочно рассекающие ночную тишь. К ним примешивается еще что-то совершенно невнятное: низкий гул, вой ветра, скрип петель — не разобрать, что именно.
Я крепче сжимаю кинжал.
Не
Время уже теряет форму.
Но я не могу об этом думать. Я не могу считать каждую ускользающую от меня секунду — именно так и сходят с ума. Я просто должна идти вперед, двигаться в том направлении, которое кажется мне восточным.
Левой.
Правой.
Левой.
Правой.
Не смей считать!
Левой.
Правой.
Новый звук отвлекает меня, выдергивает из раздумий. Этот звук точно издает человек, где-то вдалеке. Это скулеж? Плач? Я смотрю на Рейза, чтобы понять: он тоже его слышит?
Мой спутник в замешательстве.
Мы продолжаем путь.
Голос все ближе, он как будто движется впереди нас. И я понимаю, что слышу не плач.
Это песня.
Чем она ближе, тем отчетливее я разбираю мелодию. И слова, очень знакомые слова, которые я миллион раз слышала прежде на городских улицах. Такое привычное чувство — что-то мягкое и ясное, чистое и теплое. И голос, голос — так поет человек, который знает свой голос и умеет с ним обращаться. Пусть он берет ноты не идеально, но у него такой тембр и страсть, что не вслушиваться невозможно.
— Я знаю этот голос.
Я испуганно смотрю на Рейза. Он отстал на несколько шагов, но не замечает этого. Его взгляд устремлен вдаль, и в нем — боль. Точнее, страдания разбитого сердца.
Его рот слегка приоткрывается, а лицо становится потерянным, как будто он сам не понимает, что слышит — или что чувствует.
Он шагает вперед так, будто его что-то тянет. Через секунду я вспоминаю, что у меня есть голос.
— Рейз?
Кажется, он меня не слышит. Его ноги заплетаются, цепляются за растущую вдоль тропинки траву. Он просто бездумно идет на звук.
Я подхожу к нему вплотную, едва не забыв погасить огонь, прежде чем схватить его за рукав:
— Рейз, остановись!
Призрачное чувство безопасности исчезает вместе с тусклым золотистым светом.
Рейз мотает головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение, моргает, смотрит на мою руку, накрепко вцепившуюся в ткань его рукава, на шрамы на этой руке, потом мне в глаза. Морщится, словно пытается сосредоточиться, вспомнить, кто я. Пение не прекращается. Голос — как солнечный свет, совершенно неуместный в этом лесу. Он вездесущ.
Я снова дергаю Рейза за рукав:
— Не уходи с тропы. Давай, идем со мной.