Небо и земля. Том 1
Шрифт:
— Рано обрадовались ироды, — шепталось население. — Мы еще покажем, где раки зимуют.
— Амидарейцев не сломить! — выкрикивали те, кто посмелее, но всё ж с оглядкой. — Вчера мы пожертвовали пешками, а завтра завалим ферзя.
Под ферзем подразумевалась вся даганская рать, которую со дня на день обездвижит и спеленает как младенца загадочное Сопротивление. Сплетни гуляли, подпитывая надежды побежденных, а чужаки, не подозревая о том, чувствовали себя вольготно на амидарейской земле.
Ниналини
— Нашим бойцам нужны продукты. Поможем, чем можем.
Брала всё — от жиденьких постных супов до продуктовых даганских пайков. Айями тоже отдала брикет с перловой крупой.
— Что ж мелочишься? — прищурилась Ниналини. — Наши воины не жалеют жизней за свободу, а ты кормежку зажала?
Айями отдала банку с тушенкой. Последнюю. И всё равно поборщица осталась недовольной.
— Больше нет, — оправдывалась Айями. — Это аванс, а заработок еще не дали.
Поджала губы Ниналини и постучала в другую дверь — никто не уклонится от патриотического долга. А через неделю явилась за новой порцией помощи для Сопротивления. На этот раз Айями поделилась остатками пустой каши.
— Разве мяса нет? — спросила Ниналини. — Ладно, что есть, то возьму.
— Так-так-так, — появилась в дверном проеме Эммалиэ, услышавшая брюзжание соседки. — Значит, помогаем Сопротивлению?
— Помогаем, — ощерилась Ниналини. — А у тебя, как погляжу, имеется особое мнение.
— Имеется. Объясни на милость, как собираешься снабжать Сопротивление кашами и супами. Они же завтра протухнут. Или твое Сопротивление храпит на соседней подушке?
— Да как ты смеешь? — возмутилась дворовая активистка. — Это святое! В Сопротивлении — наши мужья и сыновья! Они рискуют ради нас жизнью!
На крики выползли из квартир соседи.
— Закрой рот! — наступала Эммалиэ. — Мне ли не знать, за кого наши мужья и сыновья отдали свою жизнь. Уж не за тех, кто сейчас, их именами прикрываясь, последнее у людей отнимает и на рынке спекулирует. Что молчишь? Видела я намедни тебя в торговых рядах с товаром.
— Ах ты! — Ниналини пошла красными пятнами. — Люди добрые, что же творится-то? Я ж со всей душой… чтобы помочь… А она… паскудной тварью обозвала… Лучше свою товарку воспитывай, дрянь проститутскую!
— Сейчас ты раздашь соседям то, что успела собрать. И больше не смей стучать в двери, — ответила Эммалиэ медленно и четко, и от её спокойствия повеяло чем-то… страшным. Тем, что разводит соотечественников по разные стороны баррикад и заставляет сына идти против отца, а брата — против брата. Беспощадностью повеяло и решительностью.
Соседи не встревали в склоку. Связываться со скандальной Ниналини — себе дороже. Разве что дед Пеалей, покачав головой, сказал: "о-хо-хо", и жиденькая бородка
— Кому верите, люди добрые? Бабке, которая из ума выжила и напридумывала невесть что? Мне-то не жалко, верну вашу кормёжку. Пусть совесть вам спать не дает за то, что бойцов наших не поддержали!
— К нашей совести не взывай, лучше свою поищи, — парировала Эммалиэ.
Ниналини вернула жильцам экспроприированное. И, швырнув в руки Эммалиэ баночку с кашей, гордо удалилась.
— З-зачем вы так? — пробормотала Айями, когда злополучное кушанье водрузилось на столе. Её щеки пылали от прилюдного стыда. — Вдруг она действительно помогает Сопротивлению?
— Нашему Сопротивлению, существуй таковое, хватило бы совести не обирать население. Люди и так перебиваются с сухарей на воду, — сказала Эммалиэ и поморщилась брезгливо. — Ишь, повадилась лиса. Святым прикрывается. Значит, единожды уже обходила квартиры?
Айями подтвердила. В тот день Эммалиэ ушла с Люнечкой к знакомой, чтобы обменять крупяной брикет на теплую одежду и обувь для дочки. Потому и не застала акцию принудительной помощи.
— Запомни, Айями, война меняет людей. Она, как лакмусовая бумажка, проявляет их сущность.
— Значит, теперь человек человеку — волк? — спросила понуро Айями. Нет ничего разрушительнее, чем потеря веры в ближних.
— Боюсь, не быть нам с тобой волками, — улыбнулась ободряюще Эммалиэ. — Давай-ка ужинать. И Люне сказку расскажи. А то ходят тут всякие, детей пугают.
Айями ценила свою работу, которая не дала семье протянуть ноги от голода и подарила тепло в доме. Щепотка угольной пыли в печку — и чайник вскипел, каша сварена, а комната не выстывает до утра.
Поскольку дипломатические отношения с Даганнией прекратились давным-давно, то технических словарей в природе не имелось. Не напечатали. Пришлось Айями завести свой собственный словарик, взяв чистую тетрадь. Впрочем, Айями заметила, что и девушки-переводчицы пользуются похожими шпаргалками, записывая специфические термины, транскрипцию и перевод.
"Не отставать от них. Быть эрудированнее и подкованнее", — внушала себе Айями денно и нощно. Вечерами она заучивала слова, бормоча под нос. Или Эммалиэ читала вслух на амидарейском, а Айями записывала на даганском, после диктанта сверяясь с оригиналом. Когда у Имара выдавалось свободное время, он приносил в комнату переводчиц схемы и чертежи. Айями тыкала в разные линии и узлы, а он называл:
— Вентиль — furius… Клапан — doatic… Колено — …
— Urivor? — вставила Айями.
— Нет, — рассмеялся Имар. — Urivor употребляют в значении "коленная чашечка", а agacon — это изгиб, отвод. Взгляните, на схеме трубопровода пять колен.