Небо над бездной
Шрифт:
Сквозь стук колес Федор услышал, как Радек вернулся в свое купе, и решил, что все-таки воспользуется приглашением, поужинает с любопытным журналистом.
Вуду-Шамбальск, 2007
«Тут в степи ничего нет, кроме ветра и снега», – думала Соня, глядя в окно джипа.
Во мгле неслись белесые вихри, льнули к стеклам, крутились в свете фар волокнистыми спиралями. Соне стало казаться, что все пространство от земли до неба пронизано ордами призраков. Навстречу одинокому автомобилю мчались смутные силуэты всадников на крылатых конях,
– Лет десять таких метелей не случалось, – сказал шофер, – климат резко континентальный, сухой. Летом жара, зимой стужа, но почти без снега.
– Соня, зачем нас сюда занесло? – шепотом спросил Савельев.
– Мы приехали в гости к мозговому паразиту. Тут его вотчина.
– Он нас приглашал?
– Он нас давно ждет. Меня, во всяком случае.
– Ну, тогда и меня тоже, – Савельев вздохнул и легонько сжал Сонины пальцы, – куда ж я теперь денусь?
– Ты можешь вернуться в Москву в любой момент. Это была идея старика, чтобы именно ты летел сюда со мной. Смотри, если тебе здесь так не нравится, я тебя не держу.
– Совсем?
– Что совсем?
– Не держишь.
– Дима, прости, не понимаю.
– Да, это я уже заметил. Не понимаешь, – он отпустил ее руку, отодвинулся, отвернулся, стал смотреть в окно, на вьюгу.
– Я тебя обидела чем-то? – удивленно спросила Соня.
– Нет.
Они замолчали надолго. Стекла дрожали от порывов ветра. Впереди маячили огни джипа, который вез Кольта и двух охранников.
Казалось, Петр Борисович мгновенно забыл, как непристойно вел себя в самолете, как орал и рвался. Он словно выздоровел после душевной болезни. На участливый вопрос пилота о самочувствии он равнодушно буркнул что-то невнятное, вытащил телефон, стал звонить и отвечать на звонки. Соня услышала, как он говорил с какой-то Еленой Алексеевной, приглашал ее на ужин сегодня вечером. Голос его при этом звучал мягко, даже как будто смущенно. В конце разговора он пробормотал в трубку «соскучился ужасно», и потом несколько секунд на губах его подрагивала странная, слегка шальная улыбка.
«Что мне делать? – думала Соня. – Сказать ему правду? Но он не поверит. Рано или поздно мне придется ввести ему препарат. Я буду тянуть время. Самые поверхностные исследования займут минимум год. И Хоту ничего вводить не стану, пока не найду какую-нибудь закономерность. Что бы там ни оказалось особенного в его крови, в ДНК, в обмене веществ, каким бы он ни был мерзавцем, он все-таки больше похож на человека, чем на крысу. О применении препарата на людях пока не может быть и речи. Да, но я это уже сделала. Я спасла старика и об исследованиях в тот момент вовсе не думала. Я знала, что старик выживет и поправится от препарата. Просто знала, и все. Откуда взялась такая уверенность?»
– Ты обещала рассказать, каким образом здесь появился паразит, – донесся тихий голос Димы.
– Появился он не обязательно здесь. Это было так давно, что вряд ли возможно выяснить, где именно. Просто сюда ведет единственный известный след. Первую крысу, зараженную паразитом, поймали в 1916 году в подвале старинного московского дома, когда-то принадлежавшего Никите Семеновичу Коробу. Он был этнограф, историк. Путешествовал по вуду-шамбальским степям дважды, вел раскопки на развалинах святилища местного божества Сонорха, хозяина
– Клад искал?
– Не знаю. Какая разница, что именно он искал? Просто копал, и все. Интересовался древностью.
– И нашел паразита, будь он проклят.
– Нет, Короб вообще ничего не знал о паразите. Во время второй экспедиции ему удалось раскопать древнее захоронение. Он привез в Москву кости, черепки. Все это добро многие годы хранилось в подвале, из которого мальчишка, сын дворника, приносил крыс Михаилу Владимировичу Свешникову для опытов.
Впереди забрезжили слабые огоньки. Шофер прибавил скорость. Через несколько минут джип въехал в город. Он весь состоял из панельных коробок. Прямые унылые улицы были пусты, вероятно, из-за вьюги.
– Скажи, а что, паразиту все равно, где жить? – спросил Дима.
– Ему не все равно, он живет исключительно в эпифизе, в маленькой железке, спрятанной в самом центре мозга. Древние считали эпифиз чем-то вроде третьего глаза. Цисты безошибочно находят путь по кровотоку именно к эпифизу.
– Цисты – это яйца его, что ли?
– Да. Они могут спать где угодно бесконечно долго. Жизнеспособных цист разных паразитов находят везде. В египетских мумиях, в останках мамонтов доледникового периода.
– Кажется, я понял, кого ты мне напоминаешь.
– Мумию или мамонта?
– Нет. Ты похожа на мальчика Кая из «Снежной королевы».
– Почему?
Савельев не ответил, помолчав несколько минут, громко обратился к шоферу:
– Вроде бы не поздно, а на улицах ни души. Город как будто вымер.
– Йорубы сейчас нет, – не оборачиваясь, объяснил шофер, – Йоруба отбыл в Африку, на сафари. Пока он стреляет слонов и жирафов, народ отсыпается.
– Йоруба – это ваш губернатор Тамерланов? – уточнила Соня.
– Он самый. Герман Ефремович. Вас велено до его возвращения разместить в гостинице. Это лучший отель в городе, бывший крайкомовский. Вот как раз мы и подъезжаем.
Первый джип давно исчез. Петра Борисовича повезли на территорию губернаторского дворца, в гостевой дом.
– Когда же возвращается ваш Йоруба? – спросил Савельев.
– В понедельник, – шофер лихо подрулил к ярко освещенному крыльцу массивного темно-серого здания.
Это был гипертрофированный образец послевоенного сталинского ампира. Барельефные фигуры мускулистых мужчин и женщин с циркулями, свитками, отбойными молотками освещались снизу прожекторами. В толстых световых столбах бешено кружили снежные мухи. Над козырьком сияли латинские буквы «VUDUT PALACE», над буквами полукругом – пять звезд. Возле машины возник детина в красно-синей униформе, извлек из багажника сумки, погрузил на тележку. Лакей в ливрее распахнул дверь.
Холл был отделан розоватым мрамором, украшен колоннами, античными статуями, пальмами, коврами, цветными мозаичными панно с авиаторами, сталеварами, пионерами, физкультурницами. Между панно висело штук пять картин в роскошных позолоченных рамах, писанные маслом портреты одного человека, седовласого красавца-азиата.
Красавец в кабинете за письменным столом. Он же в открытой степи, на гнедом скакуне. Он же в нарядном национальном костюме, на фоне юрты.
Из-за колонны, цокая каблуками, явилась высокая полная блондинка в белой блузке и черной юбке, растянула алые губы в широчайшей, сладчайшей улыбке и пропела тонко, с придыханием: