Небо нас ненавидит
Шрифт:
Но он стоял слишком далеко от ворот. Такое расстояние не преодолеть в два прыжка. А песок на дороге предательски серебрится и очерчивает все силуэты ещё яснее, чем днём.
К тому же, отряд был так невелик, что ворота закрылись прежде, чем Квендульф успел даже вытащить меч.
Командиру было явно непривычно в доспехах. Он сутулился и постоянно поправлял ремень. Юноша пытался вспомнить, где он мог его видеть.
Но вот они подняли штандарт и сердце Квендульфа забилось так быстро, что он даже схватился
Отряд двигался по улице. Похоже, они не привыкли держать строй — а сейчас, ночью, и вовсе считали это излишним. Но движения были уверенными, поступь — решительной. Они были настроены драться.
Квендульф напомнил себе, что второго шанса не будет. И начала медленно, с поднятыми руками, пятиться из переулка на открытое место. Если бы было время, он спрятал бы меч, а пока просто старался показать, что не собирается его выхватить.
Отряд остановился. Квендульф тоже остановился и поднял руки повыше. Он стоял как раз на середине улицы. Холодная капелька пота ползла по лбу.
Тот, что шагал возле мучительно знакомой хоругви, уже повернул нахмуренное лицо. Он уже знал, какой удар нанесёт, и нуждался лишь
Но командир медлил. Он не вступил вперёд, его лицо оставалось в тени. Было заметно, что он колеблется. Но всё равно Квендульф разглядел его достаточно хорошо и убедился, что не ошибся в своей догадке.
Да, внешность он угадал. Но угадал ли он, что на душе? Придётся проверить, второго шанса не будет.
Капля достигла переносицы. И тогда Квендульф нарушил тишину.
— Отец, это я! Это я, твой сын!
16. Арад-Нинкилим, привратник
Четыре царапины были едва заметны на побелённых столбах ворот, что вели в город из внутреннего дворика башни.
Их почти невозможно заметить, если не применять заклинания.
Арад-Нинкилим наклонился и потрогал царапину пальцем. Никаких сомнений — она появилась несколько часов назад.
Он знал, что с другой стороны к воротам не подходил никто — ни горожанин, ни дух. Значит, это сделали чужестранцы.
С утра через ворота прошли два небольших каравана. Арад-Нинкилим это знал, потому что сам занёс на табличку сведения об их прибытии и определил, где им разместиться. Один из этих караванов принадлежал честным купцам. В другом были злодеи.
Арад-Нинкилим вернулся в башню. Он расправил накидку и вступил во внутренний дворик торжественно, словно судья, готовый огласить приговор.
Стражники встрепенулись. Они уже поняли, что новый привратник разрешает играть в шашки, если нет каравана. Но у них пока не было полной уверенности. Они не знали до конца, что от него ждать.
— Надлежит проверить, — сообщил шестнадцатилетний привратник, — куда пришли сегодняшние корованы. Я увидел знак, что они
Стражники были старше его, с окладистыми чёрными бородами, доходившими до груди. Среди них не было ни одного младше тридцати лет.
Десятник шагнул вперёд и встал, перегородив остальных. Сейчас он говорил от лица всего отряда.
— Зачем они это делают? Конрабанда.
— Возможно. А возможно, и что-то похуже. Они могут быть связаны с горными демонами.
— Они собираются убивать горожан?
— Они способны на любое злодеяние. Например, в любую из ночей они могут открыть ворота города для своих подельников снаружи. Или осквернить храм. Или сделать что-то ещё, настолько страшное, что даже слова для этого можно найти только в древних хрониках. Я пока не могу сказать, кому они служат. Но скорее всего, это ЗаБог.
Десятник нахмурился. Похоже, он слышит это имя первый раз в жизни. Это хорошо.
— Кто эта тварь? — спросил офицер. — В каком городе её поклоняются?
— Это не имя. Это его главное свойство. И в священных городах нет его храмов, а вот в империи секта его почитателей весьма влиятельна. Это один из самых древних тёмных орденов. Согласно их чудовищному вероучению, ЗаБог стоит за всеми богами и людьми, подбивает их на распри и поэтому не нуждается в особом имени. Но и сам ЗаБог — не больше, чем тварь, наполовину живая, наполовину механическая. Примерно как мельница, только чуть сложнее. Ничтожество их бога оправдывает ничтожество их жизни. Даже те, кто ему поклоняются, уверены, что ЗаБог был сотворён. Но полные имена его творцов забыты. От этих имёнсохранились лишь первые буквы — Тр и К.
— И что это значит? — десятник выглядел удивлённым. То, что говорил юный жрец, было ново даже человека, всю жизнь прожившего в священном городе.
— А значит это, что в алфавите того языка, на котором они говорили, для звука была особая буква «Тр», — ответил Арад-Нинкилим, — Следовательно, это был не язык богов, а какое-то другое, тёмное наречие…
Из ворот дышало жарой. Стражники молчали. Даже копья у них в руках казались теперь совсем небольшими.
— Первый, второй — выступаете, — приказал десятник, — Проверить и доложить.
Двое бородачей отправились на выход. Арад-Нинкилим смотрел их вслед и старался запомнить. Он тоже пока не знал своих новых подчинённых.
Ещё четверо, вместе с десятником, остались в башне. Но теперь они просто сидели на ослепительно-белом постаменте статуи и напряжённо смотрели перед собой. После известия о ЗаБоге игра уже больше не клеилась.
Арад-Нинкилим тоже вернулся на своё место. Он развалился в кресле, сложил руки на животе, опустил веки. Но его чёрные глаза по-прежнему поблёскивали из-под опущенных век — и ничего не упускали.