Небо принадлежит нам
Шрифт:
– Солнышко, я помню, – улыбнулся я.
Мы уселись за стойкой лицом друг к другу. Анна залпом опустошила стакан с джином, слегка поморщившись, и на ее щеках тут же вспыхнул румянец. Она глубоко вздохнула от облегчения.
– Прости, – извинилась она и отхлебнула из бокала с пивом. – За родителей. Представляю, как тебе нелегко.
– Да все нормально, – заверил я ее.
Анна тряхнула головой:
– Нет, не нормально. С возрастом они становятся все чуднее. Сегодня все могло быть и хуже, просто они
– Серьезно? – Я чуть не подавился пивом.
– Да. Им не нравится в Англии, они здесь несчастны и не могут этого скрыть. – Анна сделала большой глоток. – С твоим отцом намного лучше. Я, наверно, скажу сейчас ужасную вещь, но я хотела бы, чтобы мы каждое Рождество справляли у него.
Я знал, за что Анна так полюбила наш домишко, у дверей которого отец к празднику ставил светящихся оленей из проволоки и ужасающих размеров надувного Санту.
Я очень нервничал, когда впервые вез Анну в Ромфорд. С тех пор как умерла мама, отец не хотел отмечать Рождество. Помню, однажды мы просто заказали китайской еды на дом; в другой раз пообедали в пабе.
Но, узнав о приезде Анны, отец пообещал подготовиться как следует и сделать все то, что когда-то делала мама. Он попросил жену Малыша Стива научить его запекать индейку с картошкой, притащил с чердака искусственную елку, купил крекеров «Теско» и, впервые в жизни, ржаной хлеб вместо своего любимого белого.
Едва они познакомились, как отец сказал, что Анна – член семьи. Я сначала подумал, что он шутит («отхватил себе аристократку, да, сынок?»), но ошибался. Почти все Рождество они проболтали, сидя в гостиной. Он с удовольствием слушал ее рассказы об Африке и учебе в школе, а она – его таксистские байки и новости «Вест-Хэма».
После обеда, когда все изрядно выпили, отец достал альбом, и мы, втроем угнездившись на нашем стареньком продавленном диване, принялись рассматривать фотографии.
– Это твоя мама, Роб? – спросила Анна, показывая на снимок, запечатлевший мать на Брайтон-Бич в широкополой шляпе от солнца.
– Точно. Это какой год, пап?
– Даже не знаю, сынок. Сдается мне, тебе тогда лет семь-восемь было, – ответил отец слегка дрогнувшим голосом.
– Какая красивая, – сказала вдруг Анна, и мы снова уставились на фото.
– Красивая, да… – согласился отец. Он никогда не говорил о матери в прошедшем времени – не желал признавать, что она умерла. – Глядите-ка, – сказал он, перевернув страницу, – вот хорошая фотография. Сделали в Рождество. Это мама только что вернулась из парикмахерской.
– Она восхитительна, – произнесла Анна. – Боже, а это ты? – Она ткнула пальцем в неуклюжую подростковую фигурку. – Какой тощий!
– А он всегда был тощим. И в кого только пошел? Уж точно не в меня, – хохотнул отец.
До этого я никогда не видел Анну такой: она
После обеда и игристого вина отец говорил, как он нас любит и как Анна стала ему родной дочерью. Потом мы пели караоке «Хей, Джуд», и он тут же засыпал на диване, причем из года в год это случалось практически в одно и то же время.
– Мы могли бы праздновать Рождество и с моим отцом, и с твоими родителями. – Я прикоснулся к ее руке. – Правда, я с трудом представляю твою мать, поющую караоке.
– Ха.
Внезапно она наклонилась и поцеловала меня прямо в губы. Желание, которое все это время мне приходилось сдерживать, тут же захлестнуло меня волной.
– Вот это да. Осторожнее с проявлением чувств на публике, Анна.
Она откинулась на спинку стула:
– Это, наверное, джин виноват. Но это правда, Роб: я больше не хочу отмечать с ними Рождество. Да, это мои родители, но не хочу – и все. – Анна опустила голову. Казалось, она стыдится собственных слов. – Мне тебя вчера не хватало, – призналась она.
– Тебя поселили в твою старую комнату?
– Да. И, честно говоря, это очень возбуждает.
– Серьезно? Ну так давай я к тебе приду?
– Не надо, – выпалила Анна и бросила быстрый взгляд в зал – не подслушивает ли нас кто. – Я сама к тебе приду.
Я засмеялся:
– Ты что – уже пьяна?
– Немножко, – хихикнула она. – Это все дух Рождества. Но я не шучу, Роб: я запрещаю тебе выходить из своей комнаты. Лучше я к тебе приду: я знаю, когда они засыпают, знаю все скрипучие половицы и умею закрывать дверь так, чтобы не было слышно, как щелкает замок.
– Ничего себе, я впечатлен.
– Не такая уж я и простушка, как ты думаешь, милый.
– А что, если мы будем шуметь? – с усмешкой предположил я. Пиво уже начало действовать и настраивало на игривый лад.
– Не будем. Я, по крайней мере, – точно не буду.
Ухмылку на моем лице сменил недоуменный взгляд.
– Я ведь училась в закрытой школе для девочек, Роб. Поверь, я умею быть бесшумной. – Она озорно улыбнулась и снова махнула рукой бармену, который на этот раз подошел по первому зову.
– Еще джина, пожалуйста.
Тот кивнул.
– И двойной, будьте добры.