Небо в кармане 3
Шрифт:
В общем, стремительно скатывающееся к закату солнце заставило собраться и загрузиться в самолёт. Взлётный вес практически не изменился, добавившийся в виде камней груз нивелировался израсходованным топливом и сброшенными бомбами. А если даже и изменился, то в меньшую сторону. Опять же, к вечеру заметно похолодало, поэтому взлететь планирую без проблем, только надо убрать с нашей импровизированной взлётной полосы крупные камни. Мелочёвку я в расчёт не беру, пусть себе спокойно лежит на месте.
До крепости добрались нормально, наступающая темнота подгоняла, шла за хвостом, окутывала
— Николай Дмитриевич, можно было бы и попозже щёлкнуть, — в темноте немного напряжённым голосом пошутил Изотов. Вида не показывал, но тоже переживал, похоже. — Мы бы хоть выбраться из самолёта засветло успели.
Ничего не ответил, откинулся на спинку кресла, расслабился — по краешку прошли. Ещё бы минуту протянули, и всё, не сели бы из-за темноты. И прыгать нельзя, у нас Аносов без средств спасения. Парашюты для пассажиров-то в Фергане остались, в ящике с аэродромным имуществом. А всё почему? Потому что старался по максимуму самолёт облегчить, чтобы топлива побольше взять. Эх, сразу же по возвращении в столицу сажусь за проектирование нового самолёта, с гораздо большей дальностью полёта и значительно большей грузоподъёмностью. Нынешние полёты на грани фола мне очень не нравятся. А летать нужно, и никто другой, кроме меня, ничего подобного не то, что сделать, подумать не сможет…
Следующий день посвятил отдыху и матчасти. Изотов с самого утра умчался по своим служебным делам. Гарнизон тут небольшой, на обеде узнал, чем конкретно полковник занимался. Самоцветами. Похоже, эта тема так захватила жандарма, что он до темноты в нашей комнате не показывался. По раздражению офицеров крепости было понятно, что он тут каждого из них опросил, записал показания, поднял описи отправленных ранее в столицу камней и снял с них копии. Охо-хо…
Послезавтра вновь поднялись в небо, пролетели вдоль гор туда и обратно, и всё впустую. После посадки Аносов удовлетворённо улыбнулся и довольно вымолвил:
— Всё, угомонились банды и контрабандисты до весны. Разошлись слухи, до Кашгара долетели. Хоть перезимуем спокойно.
— Значит и нам здесь больше нечего делать, — заключил Изотов и посмотрел на меня.
Пожал плечами, мол, решайте сами.
— Николай Степанович, попрошу вас составить краткий отзыв об эффективности новых методов.
— Это о чём конкретно — не сообразил Аносов.
— О применении в горах новой техники, о бомбометании, — пояснил Изотов. — Поделитесь коротко своими впечатлениями, набросайте пожелания, хотели бы вы иметь в распоряжении отряда нечто подобное?
— Конечно! — откликнулся Аносов.
— Вот об этом и напишите. И прошу учесть, что отзыв ваш попадёт на стол Его Величества.
— Я сей же час всё сделаю, — Аносов кивнул, испросил разрешения удалиться и был таков.
— Ну и нам пора собираться, Николай Дмитриевич, — потёр ладошки друг о друга Изотов. — А камни нам с вами придётся с собой забирать. Согласны?
— Согласен, — кивнул. Так они
На этом и закончился наш Памирский вояж. Слухи о нас разлетелись по всем горам и долинам, присмирели не только маньчжуры, но и афганцы. И те, и другие перестали разорять поселения. По слухам, англичанам тоже не очень понравилась перспектива сложить голову в этих горах, и они пока взяли паузу на обдумывание нового положения дел.
А мы погуляли на прощальном балу в нашу честь и очень скоро покинули гостеприимную Фергану. Правду сказать, я той Ферганы и не видел-то. Зато наш техсостав тут погулял хорошо. А с каким нетерпением я ожидал возвращения в Ташкент, надеюсь, объяснять не нужно?
Перелетали туда с Изотовым. После посадки сдал самолёт под охрану полковнику, это его работа, вот он пусть ею и займётся, а сам на извозчика и по известному мне адресу поехал. Нетерпение подгоняло. Задержался ненадолго на проспекте, забежав в магазин за вином и пирожными. И букет приобрёл, не без этого. Так и ворвался в гостеприимно распахнутые двери с коробкой в одной руке и букетом в другой. А там тонкий аромат духов навстречу, широко распахнутые в обрамлении пушистых ресниц глаза, шёлковый пеньюар, с тихим шелестом соскользнувший с тёплых персиковых плеч на пол поверх рассыпавшихся цветов, и горячие упругие губы. Коробка с пирожными была небрежно брошена на столик, вино последовало туда же. Но не удержалось и упало, хорошо, что не разбилось. И дальше всё прошло по высшему разряду.
Наутро пришлось возвращаться к самолёту, нужно было провести послеполётную подготовку. Вчера-то мне не до чего было.
Вышел на улицу, а там уже меня поджидают. Нет, не трое с дубинами, а посыльные от великого князя. Но об этом я чуть позже узнал, а в первый момент, когда увидел направлявшийся в мою сторону закрытый экипаж, сердце дрогнуло. Рука сама собой за отворот куртки потянулась, пальцы тёплую рукоять пистолета сжали. А как иначе? Мне моя жизнь дорога как память. Так, кажется, говорил товарищ Бендер? И я с ним совершенно согласен.
Экипаж подъехал и остановился. Я отшагнул назад, прижался спиной к стене дома, щёлкнул предохранителем…
— Ваша светлость, — с кряхтеньем кое-как слез с козел кучер и протянул мне незапечатанный конверт. — Его высочество, великий князь Николай Константинович, приглашает вас позавтракать с ним.
Постарался незаметно выдохнуть, шагнул вперёд, принял конверт, вытащил мелованный лист плотной бумаги с княжеской монограммой наверху, прочитал несколько коротких строк. Придётся ехать, не отказывать же великому, пусть и опальному, князю…
Во время завтрака за столом больше молчали. Если кто-то что-то и говорил, то лишь отдавая дань мастерству повара и изысканности блюд. После завтрака мы переместились за кофейный столик, уселись в низкие плетёные кресла и только тогда князь обратился к главной теме:
— Его величество запретил нам с княгиней летать на самолёте, — Николай Константинович сделал малюсенький глоточек ароматного кофе.
— Сожалею, — поставил свою чашечку на блюдце.
А что я в этой ситуации ещё могу сказать? Ничего.