Нечестивый

Лис Алекс

Парень оторвал голову от земли и криво усмехнулся, кровь из разбитой губы уже залила весь подбородок. Лена охнула и вытащив из сумочки платок, подбежала к нему, оттолкнув Сомова. Едва она прикоснулась платком к лицу парня, как тот резко отбросил ее руку.

— В задницу засунь свой платок — сплюнул парень и тут же скорчился от удара Сомова.

— Не суйся, Курицына, — раздраженно сказал Сомов, — а ты давай выкладывай.

Лена села прямо на холодную землю, с ненавистью смотря на возвышающуюся фигуру. Как она могла сравнить этого

психопата со своим отцом. Как вообще такая мразь могла дослужиться до генерала?

— Да хоть сракой жуйте эти странности, — медленно сказал парень, — у Юлика вон крыша поехала, собак на деревьях развешивает. В больничке два парня из основы глотки друг другу перегрызли, прикиньте?

— Что за Юлик? — заинтересованно спросил Сомов.

— Да есть один отморозок, — пояснил парень, — месяц назад крышу совсем сорвало, кричал, что человека убил. Потом парни видели, как он шавок душил и вешал.

— Видишь Курицына, — обратился Сомов к неподвижно сидящей на земле Лене, — мы получили важную информацию.

— И это, дом есть на районе, там за месяц шесть человек умерло, — добавил парнишка, — там еще парня из класса моего в больничку забрали, а потом в дурку отправили.

— Интересно, а как парня звали? — спросил Сомов, поднимая Лену с земли.

— Серов Максим, чушок обычный, ничего интересного, — сказал парень, — больше ничего не знаю, отпустите, а?

— Вали, — отмахнулся от него Сомов, и парнишка быстро вскочив на ноги, скрылся в темноте двора.

— Вызывай такси, — приказал Сомов, отряхивая грязь с юбки Лены, — нам обоим нужно отдохнуть.

Лена стояла столбом, словно не слышав его слов и смотрела в пустоту. Сомов размахнулся и влепила ей пощечину.

— Сейчас, — вяло сказала Лена, доставая телефон, — вы только больше не бейте меня, хорошо?

Глава наблюдателя — Старуха

Жила Курицына в старой хрущевке с разрисованными стенами подъезда и кучей пивных бутылок по углам. Сомов заметил, что колени у Лены мелко подрагивают, а ноги едва поднимаются по ступенькам.

— У меня мама больная, — тихо сказала Лена, — сильно нельзя шуметь.

Если существует эталон бедности, то эта квартирка точно им была. Пожелтевшие обои, пустые вешалки в обшарпанном шкафу, пол облез крупными пятнами. Лампочка без абажура тускло светила, придавая ощущению казенности, будто в бараке.

— Кофе или чай? — устало спросила Лена.

— Ничего не надо, — ответил Сомов, проходя вперед и бесцеремонно открывая боковую дверь.

На диване, укрытая горой пестрых одеял, лежала старуха. Ее желтоватое, сморщенное лицо, недовольно скорчилось от проникающего в комнату света. Она отвернулась к спинке дивана, злобно прошипев. Света от лампочки едва хватало, чтобы слегка развеять темноту в комнате.

— Пожалуйста, не трогайте ее, — взмолилась Лена, вцепившись в руку Сомова, —

она очень больная, уже три дня не встает.

— Убери руку, — холодно сказал Сомов, — где здесь свет включается?

— Не надо, — заплакала Лена, не отпуская его, — она боится света. Кричать начнет, соседи проснутся.

Сомов впечатал Лену в стену и схватившись рукой за горло, начал душить. Лена задергала ногами, но хватка усиливалась с каждой секундой, грозя сломать ей шею.

— Над креслом справа, — еле слышно прошептала Курицына, — отпустите.

Сомов разжал руку и Лена рухнула вниз и громко закашлявшись. Подойдя к креслу, он нащупал маленькую кнопку выключателя и нажал. Ничего не произошло. Выругавшись, Сомов рванул на себя вторую створку двери, запертую на шпингалет. Не выдержав напора, дверь с хрустом поддалась и в комнате заметно посветлело. Окна закрывали массивные шторы, вдобавок, сбоку понатыкано разных тряпок, чтобы ни один солнечный блик не проник в комнату.

— Проваливайте, — зашипела старуха, сразу реагирую на свет — сгиньте, грязные выродки.

Она задергалась, пряча лицо в куче тряпье, наваленного сверху. Сомов подошел к окну и сорвал тяжелые шторы, впуская в комнату оранжевый свет фонаря. Он подошел к лежащей на полу Лене и за волосы подтащил к дивану.

— Что ты видишь, Курицына? — спросил он, задирая ее голову кверху.

— Маму, — прошептала она, тихо всхлипывая, — мамочку свою.

— Угу блять, мамочку, — прокричал он, отшвыривая ее назад, — слепые твари.

Он срывал тряпку с дивана, откидывая их за спину, пока не осталось только раздувшееся полупрозрачное тело старухи. Ее конечности иссохли и вытянулись, словно у кузнечика, оканчиваясь невероятно длинными, тонкими пальцами.

Старуха визжала и попыталась засунуть голову в диванную щель, прячась от света. Сомов дернул ее за патлы, пытаясь вытащить, но едва успел убрать руку от клацнувших челюстей. Перед ним промелькнула пара длинных клыков, одиноко торчащих в почти беззубом рту.

— Фонарик в телефоне есть? — спросил он Лену, уткнувшуюся лицом в пол.

— Есть, — вяло зашевелилась девушка, доставая из кармана рубашки старый кнопочный телефон.

Она щелкнула и яркий, белый свет ударил в пол, высвечивая потрескавшийся линолеум. Сомов выхватил телефон из ее рук и посветил на старуху. Бочкообразное колыхающиеся туловище дернулось, когда свет коснулся прозрачной, растянувшейся кожи.

Были заметны темные покачивающиеся сгустки внутри. Сомов посветил выше и заметил рваную, загноившуюся рану на желтом плече. С багряно-черных краев сочился белый гной, а внутри копошились мелкие, белесые черви.

— Кто кроме тебя, с ней общался? — спросил Сомов, накидывая ногой одеяло на старуху.

— Никто, вроде, — сказала Лена, но спохватившись, добавила. — медсестра Галя заходила, уколы ставить.

— А ты не замечаешь, что с матерью не все в порядке? — мягко спросил Сомов.