Нечестивый
Шрифт:
Про червей, изменивших тело старухи Сомов мало знал, Его предшественники впервые нашли их в телах крестьян, после моровых поветрий. Червь иссыхал даже при недолгом контакте с воздухом, что сильно мешало изучению. В мертвом теле сохранялся до получаса. В единичных случаях чудовищно изменял тело человека, к домашней скотине не приставал. Наблюдался только на севере, не вынося теплый климат.
Зараженных червем Сомов встречал дважды. Первый раз в юности, когда путешествовал по дальнему востоку. В небольшой рыбачкой деревне, люди вынесли на берег кишащую червями девушку лет
— Невеста дьявола, — сказал один высохший старик, — не подходи.
Второй случай произошел не так давно. В одном провинциальном городишке, старуха съела трехлетнего внука, которого оставила ей на попечение мать-алкоголичка. Ему удалось только достать фотки, на которых бабка лежала на диване, укрытая тряпками. Расспросив оперов он узнал, что у бабки на живота была огромная язва, заполненная белыми червями.
Чем больше Сомов занимался странностями, тем тоньше он мог ощущать тонкую грань, отделяющую нормальный мир от жуткой изнанки, порожденной больным, извращенным разумом. Граница теперь виделась не только в местах жутких преступлений, но и в вещах донельзя обычных — безделушках, выражениях лиц или цвете носков.
Он размотал полотенце на руке и увидел, что рана покраснела, а края разбухли. Он не переживал, что укус может загноиться или он заразиться червями. С нежностью посмотрев на спящую Лену, он подхватил плащ и вышел на улицу, предупредив портье, что девушка еще немного поспит.
По дороге он зашел в аптеку, где купил перекись водорода, антибиотиков и три плитки гематогена. Сомов шел по улице, медленно отламывая кусочки от шоколадного цвета плитки, отправляя их в рот. Он внимательно осматривал всех прохожих, проезжающие машины, стены домов, но утром можно мало чего увидеть. Утро — время обычных людей и посредственных декораций.
Единожды его взгляд зацепился за троицу подростков. Две девушки и лысый, худенький мальчишка. Одна из девушек двигалась очень знакомо, но компания быстро скрылись за поворотом.
Здание управление было на соседней улице, да и Сомову не хотелось бегать впустую. Перейдя дорогу, он обогнул собачью кучку и вошел в здание. На посту сидел угрюмый, жирный дядька, с почти лопающейся на груди рубашкой.
— Документики попрошу, — пробурчал он, завидев Сомова.
Тот достал бумажку и ткнул под нос мужчине, который медленно, шевеля губами прочитал ее и тут же вскочил, опрокидывая стул.
— Прошу прощения, товарищ генерал, — громко прокричал мужик и попытался отдать честь, но ему помешала пожирневшая рука, отказавшаяся сгибаться в локте.
— Я к начальнику, — сухо сказал Сомов, проходя вперед.
Толстяк попытался что-то сказать, но только махнул рукой и плюхнулся на затрещавший стул. Уже на лестнице чувствовался запах сигарет и негромкие голоса. Возле двери столпились мужчины в форме, некоторые сидели, прижавшись спинами к стене, остальные мрачно перетаптывались на месте.
Один из них, грузный майор попытался остановить Сомова, взявшегося
В кабинете прохладно из-за распахнутых настежь окон. Павел Павлович стоял у подоконника, держа в руке почти допитую бутылку коньяка. На столе стояло три пустых бутылки водки и валялись окурки, вперемешку с разбросанными бумагами.
— А, товарищ генерал, — обернулся начальник, выглядевший довольно трезвым, — решил я вашу проблему.
Сомов отодвинул кресло и присел, подобрав полы пальто. Его лицо оставалось безразличным и спокойным, он не первый раз видел выражение, промелькнувшее на лице Павла Павловича.
— Это все из-за солнечной бури, — сказал начальник и доверительно подмигнул, — и самоубийства и людоеды сраные. И Павлуша мой.
— У вас что-то случилось? — спросил Сомов, закуривая, — может я смогу помочь?
— Да бросьте вы, — отмахнулся начальник. — у вас на лицо все написано, не в обиду сказано. Вам плевать на других, важна только цель, остальное просто расходники.
— И все же, что произошло? — снова спросил Сомов.
— Я ведь почти не знал сына, — грустно произнес Павел Павлович, — раньше всегда на работе был, а после он сам отстранился. Я думал, что жена нагуляла где, настолько рожей не похожи были. Но оно ведь как выходит, вроде и не общались почти, а сейчас тоска такая, что выть хочется и кожу с себя содрать, понимаете?
Сомов ничего не ответил, меланхолично выдувая дым в потолок.
— Павлик по моим стопам пошел, — сказал Павел Павлович, — жена звонила ночью, волновалась, а я сказал, что молодой, гуляет или на дежурстве задержался.
Начальник с трудом вскарабкался на подоконник и залпом осушил коньяк.
— А утром мои соколики прибегают… — запнулся Павел Павлович и тихо всхлипывая, продолжил, — говорят, что нет Пашки больше, мразь какая-то убила и прикопала. Только ведь, не сам он лежит в земле, баба толстая еще и детишки порубленные. Это же как получается, чтоб Бог допускал такое, товарищ генерал?
— Богу виднее, — сказал Сомов, — кому приход, а кого в расход.
— Дела я отсортировал, выбрал те, что месячной давности и откинул мелочевку всякую, — ровным, спокойным голосом произнес Павел Павлович, — записка в верхнем ящике. Парням передайте, чтобы служили с честью и мразь ту нашли, что Пашку убила.
— Останавливать не будете? — напоследок оглянулся Павел Павлович.
— Увидимся на той стороне, — усмехнулся Сомов, туша сигарету о стол.
— Павел Павлович на прощание широко улыбнулся ему, будто смывая с себя всю грусть и сожаление и прыгнул вниз.
Сомов подошел к края стола и развернул первую папку. Ограбление, преступники скрылись. Он скучающе отбросил папку и внезапно жутко улыбнулся, обнажая передние зубы.
— Павлик, Павлик — напевал он, выходя в коридор, — ключик мой.
Милиционеры уставились на него, один даже заглянул за спину, выискивая взглядом начальника. Они пугливо отвернули головы от Сомова и расступились.
— Тело его сына, где нашли? — спросил Сомов, уставившись на стоящего слева рябого, с залысинами опера.