Недруг

Рейд Иэн

– Ну, а что насчет Генриетты? Тебе никогда не приходило в голову, что она может хотеть большего?

Как я уже говорил, ей здесь нравится. Ты бы видел, как она жила раньше, до того, как мы встретились.

– И какой же была ее жизнь до того, как вы сошлись? В машине ты упомянул, что семья у нее была небогатая.

Я чувствую, как где-то глубоко, за глазами, начинает зреть головная боль.

Знаю только то, что она мне рассказала, говорю я.

– И что она тебе рассказала?

Все было очень плохо.

У нее почти ничего не было. Она выросла в ветхом фермерском доме. Они нищенствовали.

– Что ты знаешь о ее прошлом?

Оно неважно. Я всегда знал, что хочу быть с ней. Я знал, что мы можем быть вместе и у нас все получится. Ее прошлое не имело для меня никакого значения.

– Но ты же сам сказал…

Почему вы спрашиваете о Грете? Зачем? Прерываю я, поднося руку к виску.

– Я хочу составить о тебе полное представление. А что для тебя важнее всего? Грета.

Да, она важнее всего. Думаю, на сегодня хватит с меня интервью.

– Будет лучше, если мы еще немного посидим.

Нет, я больше не хочу с вами разговаривать, говорю я громче, чем собирался.

– Что-то не так? Почему ты трогаешь голову?

Я и не заметил, что все еще массирую левый висок. Как только он это говорит, я прекращаю.

Голова чуть болит. Я хочу вниз.

– Ладно, ладно. Ты вправе закончить разговор, когда захочешь. Я тебя в заложниках не держу. Все нормально.

Я встаю, опрокидывая стул, и несусь вниз по узким ступенькам чердака, прежде чем он успевает сказать что-нибудь еще.

* * *

Интервью с Терренсом только запутало, встревожило меня и вывело из равновесия. Особенно в конце, когда он стал расспрашивать про Грету. Я знаю, он так бы и продолжал, если бы я его не остановил. Мне не нравится, что он так ею интересуется. От этого не по себе. Если честно, не думаю, что все эти формальные интервью необходимы. Почему он не может просто остаться на несколько дней, посмотреть, как я живу, послушать, что я говорю, а потом уйти? Разве этого недостаточно?

Уже поздно. Но я не чувствую усталости. У меня есть кое-какая гипотеза насчет Терренса. Гипотеза, зачем он здесь на самом деле, почему задает все эти вопросы. Я думаю, он нам что-то недоговаривает. Что-то скрывает.

Я иду на кухню, беру пиво. Во рту пересохло, но рассказывать ему об этом я не буду. Или из-за таблеток, или из-за жары. Пиво утоляет жажду. Я несколько минут расхаживаю перед холодильником, собираюсь с мыслями. Допиваю пиво. Открываю еще одно. Грета внизу, в подвале, играет на пианино.

Я осторожно спускаюсь по лестнице. Прохожу в подвал. Держусь на расстоянии, стою позади нее, потягиваю из бутылки, наблюдаю, слушаю. Ее игра – действительно нечто. Она играет гладко, ровно. В утонченной, хрупкой манере, которая пробуждает во мне желание быть рядом, защитить ее, так же, как и она защитила меня

чуть ранее. Она забралась на чердак, чтобы узнать, все ли со мной в порядке. Она вступилась за меня. Кем бы я был без нее? Пугающая мысль. Тотчас же выкидываю ее из головы. Я уже слышал эту мелодию. Мне нравится, когда мелодия мне знакома. Тогда я могу ею насладиться. Эту я давно не слышал: она редко ее играла.

Делаю еще один жадный глоток. Пиво снимает головную боль. Я наблюдаю за Гретой.

Может, я не такой уж и ноль, как мне всегда казалось. Мысль тяжелая, но вдохновляющая. Я никогда раньше об этом не думал. Должно быть, на меня повлияло пиво, интервью с Терренсом и мелодия, которую играет Грета.

Я делаю еще несколько шагов, так что теперь я к ней ближе. Она все еще меня не замечает. Не пропускает ни одной ноты. Не замедляется, не останавливается. Не ошибается, попадает в такт. Невероятно. Она невероятна.

Я начинаю многое понимать. Не из-за лотереи. Размышляю обо всем, подвожу итоги, оцениваю свою жизнь свежим взглядом, думая о ней по-другому.

Допив пиво, я осторожно ставлю бутылку у ног и делаю еще один шаг к ней. Ни к чему спешить. Теперь я прямо у нее за спиной. Поднимаю руку и кладу ей на плечо. Она вздрагивает от неожиданности, нажимает не ту клавишу. Останавливается, кладет руки на бедра.

Продолжай, говорю я. Очень красиво. Ты замечательно играешь.

– Ты меня напугал.

Просто хотел тебя увидеть. Побыть с тобой. Я тебя целый день не видел.

Я чувствую влагу, пот на ее коже.

– Очередной странный день в череде странных дней, – говорит она. – Дождя все еще нет. Меня это беспокоит.

Не хочу, чтобы ты беспокоилась. Никогда.

– Знаю, знаю. Тебе нравится, когда я играю?

Да, нравится. Ты замечательно играешь.

Она поворачивается лицом ко мне.

– Хочу тебе кое-что сказать. Я делаю это не для себя. Ты это знал? Я играю не для себя. А потому что… потому что ты хочешь, чтобы я играла. Я играю для тебя.

Сказанное ею очень важно, но у меня чувство, что она еще не закончила, что она собирается продолжить, добавить больше.

Продолжай, говорю я.

– Тебе нравится, как я играю. И ты считаешь, что игра на пианино идет мне на пользу, как и многие другие занятия. Но это не так. Легче мне не становится. Мне даже не нравится находиться в подвале. И ты можешь абсолютно не понимать этого, не осознавать. Я все ждала, что ты поймешь мои чувства, но этого так и не произошло. Это удручает и утомляет. Проходит день за днем, и ты убежден, что я счастлива. Но если честно, я редко чувствую себя счастливой. И я не хочу тебе все подряд рассказывать. И не должна. Я хочу, чтобы ты прислушался ко мне, перестал относиться так несерьезно. Да, я твоя жена, но у меня есть своя, отдельная личность. А как иначе?