Нефритовое сердце

Белл Том

– Верно, – кивнул Ши-Фу. – Последователи Цзюэ, грозовые жрецы, долгое время наставляли всех одаренных людей на путь Ветра. Овладеть им было непросто. Ветер зависит от гармонии внутренних потоков Дзинь и Хань сильнее прочих стихий. Долгое время ты, Си Фенг, хранил в душе эту гармонию. В этом тебе помогала твоя семья. Жена и дочь дополняли своей женской Хань врожденную мощь твоей Дзинь, оттого связь с Ветром в тебе была крепка, как ни у кого другого. Однако твой путь постижения стихии был прямолинеен и неказист. Я это вижу, даже не зная твоей истории. Где ты обучался мастерству?

– Нигде, – коротко ответил Си Фенг. – Я пришел к этому сам, когда

еще был ребенком.

– И ты достиг впечатляющих успехов. – Ши-Фу в почтении склонил голову и приложил ладонь к груди. – Но, как и сказал, в твоем обучении упущен важный момент. Из-за которого ты и потерял связь с Ветром. Когда твоей семьи не стало, равновесие жизненных потоков в твоей душе нарушилось. В тебе осталась только Дзинь, и совсем исчезла Хань.

– С этим можно что-то сделать?

– Думаю, да. На протяжении нашего пути я стану обучать тебя. Каждого из вас. Я научу находить нужный баланс и покажу ряд техник, которые помогут защититься, если дело дойдет до боя. Мы начнем с «осторожного нападения», техники, придуманной грозовыми жрецами Цзюэ. Ветер нельзя схватить. Ветер нельзя увидеть. Воины Ветра порхают над полем боя и жалят стремительными порывами в самые уязвимые места. Ты все это умел, мой дорогой Си Фенг, но тебе не хватило знаний, чтобы стать настоящим мастером. Таких людей называют танцующими с ветром и обучают их, вот ведь чудесное совпадение, в храме Семи ветров, где я прожил почти всю жизнь.

– Ты знаешь так много об этом, – прищурившись, сказал Лю. – Откуда? Почему ты так мало рассказываешь о себе? Ты говорил, что все драконьи жрецы давно сгинули. Кто же передал тебе эти тайны?

Жу Пень вдруг хлопнул себя по лбу.

– Точно! Ты, этот, драконий жрец! Как пить дать! Вот что ты скрываешь!

Ши-Фу захохотал, постукивая себя по коленям. Из его глаз брызнули слезы, и он долго не мог успокоиться. Смех старика оказался заразительным, и вскоре Малыш тоже хохотал, осознав, сколько глупостей наговорил. Улыбнулся даже Си Фенг.

– Вот ты балда, хе-хе, – пытаясь отдышаться, воскликнул старик. – К сожалению, нет, мой друг. Я далеко не жрец. Я – простой монах. Это все, что тебе стоит знать. Ну да ладно. Ложитесь отдыхать. Утро принесет нам новый день, как завещала Цзюэ. И новые надежды. Со следующего дня мы начнем упражнения, но сегодня спите. Набирайтесь сил. Могу предупредить вас только об одном: постигать гармонию и учиться боевым искусствам – очень непросто.

Настроение в их небольшом лагере как будто стало немного лучше. Исчезло напряжение, и даже пламя костра начало греть ласковее. Первым на боковую отправился Жу Пень. Толстяк с озаренным лицом, предвкушая скорые тренировки, завалился спать прямо перед огнем и вскоре чуть слышно захрапел, закутавшись в теплое тканое одеяло. Си Фенг удалился прочь, прихватив дедовскую курительную трубку. Легкий ветерок еще долго приносил из темноты запах табака. И только Лю не мог найти себе места. Получив хоть какие-то ответы, он немного успокоился, однако ноющую боль в сердце унять им было не по силам.

Лю сел на каменистую землю в стороне от лагеря и долго смотрел на звезды. Его мысли крутились вокруг странного беспокойства. Старик спас ему жизнь, и не раз, был добр, наставлял и помогал, и все же многого не рассказывал. Он вел собственную игру, и Лю ощущал себя куклой в его руках. Оставалось утешать себя мыслью о том, что делается все это во имя Кайсин. Как она там? Что делает? Вспоминает ли о нем? Хотелось вырвать

из себя осколок зеркала, чтобы хоть на мгновение увидеть в отражении ее лицо. Не было и ночи, чтобы она не снилась ему, но облик любимой медленно стирался из памяти. Остались лишь чувства и переживания, следы которых он будет ощущать вечно. Это было тем немногим, что еще придавало ему сил идти вперед.

Лю смотрел на звезды, и синева ночного неба напоминала ему необычные глаза Кайсин. Они были так же далеки. Так же холодны…

Так же желанны.

Лю невольно сжал кулаки и сдвинул брови.

Его снедали злость и тоска.

Злость на то, что Кайсин украла его сердце. На то, как сильно она изменила его жизнь, его судьбу. На то, что он ничего не мог поделать, чтобы изменить это, был способен лишь гнаться за несбыточной надеждой, за сказкой безумного старика, который обещал исцеление и силы, чтобы справиться со всеми невзгодами.

Тоска о Кайсин. О вкусе ее поцелуя и мягких прикосновениях пальцев. О магнолиевом запахе кожи и чистом блеске глаз. О лоснящихся черных волосах и дивном смехе, в котором рождалось что-то восхитительное, небесное, затаенное в улыбке, скрывающееся в уголках ее губ. Нечто такое, о чем нельзя говорить вслух, о чем даже думать было непростительно, но чего хотелось больше всего на свете.

Лю достал из-за пазухи брошку в виде буревестника. Покручивая ее в руках, он смотрел на черное небо, искал среди точек звезд луну, которая не взошла сегодня, и ощущал непостижимый холод. Не такой, что сползает с туманом с горных вершин, не тот, что покрывает осенние равнины инеем, а дождевые лужи – тонким льдом, не тот, что клубится морозной дымкой над рекой.

Но иной…

Тот, который ощущаешь, оставшись совершенно один. Ни друзья, ни спутники не способны заполнить пустоту в раненом сердце, откуда вытекает последнее тепло, уступая место холоду одиночества. Лю ощущал себя самым одиноким во всем мире. Не было более нигде места, способного согреть его. Не существовало средства, даже чудесного, приняв которое, он снова смог бы ожить.

Только теплу ее ладоней удалось бы прогнать прочь все тревоги, утолить печали, наполнить силами, чтобы жить дальше. Жить и делать мир лучше.

Делать лучше для нее. Ради нее.

Нет…

Слишком больно думать про нее. Слишком самонадеянно тешиться мыслью, что он сможет что-то изменить. Ему придется отпустить ее. Придется забыть, чтобы найти путь к спасению.

Лю закрыл глаза и отшвырнул буревестника. По щеке пробежала капелька слезы. Холод почти взял верх над ним. Тот холод, который был так знаком ему с самых ранних лет.

Холод тоски. Холод одиночества.

Холод, который приходит, когда надежда уже почти умерла…

Вскоре юноша заснул, прижавшись к скалам.

Во снах к нему снова пришла Кайсин.

Пробуждение выдалось ранним. Даже слишком.

Ши-Фу растолкал спутников еще до рассвета. Самым уставшим, конечно же, был Жу Пень. Малыш долго не хотел подниматься, отправлял старика любиться с дзюкайскими мартышками и прятался от него под одеялом. Си Фенг, казалось, совсем не спал. Он спустился со скал, дымя трубкой и потирая замерзшие руки. Лю же впервые за долгое время почувствовал себя отдохнувшим, хотя и проспал недолго. Он обнаружил себя лежащим возле костра на тонком походном матрасе под тяжелой козьей шкурой, которой накрывали сиденья в лодке. Наверное, сюда его принес Си Фенг. Тощий монах был не похож на сильного и выносливого воина, способного переносить тяжести.