Негасимое пламя

Романова Наталья Игоревна

– Случается, – надзорщик втихомолку взял левее. Верховский дипломатично сделал вид, что ничего не заметил. – Места такие… Гиблые. Болото – оно и есть болото, а в здешних вдобавок нежить кишмя кишит. У нас полигон к югу отсюда, так он вечно переполненный. Отлавливать не успеваем.

– Ага, знаю, – Верховский рассеянно кивнул.

Второй водно-сухопутный полигон, или шатурский питомник, он помнил превосходно. Идеальное место ссылки для проштрафившихся младших специалистов. Питомником этот адский клочок земли прозвали потому, что поголовье тамошних неживых обитателей имело склонность самопроизвольно возрастать. Научники винили в том аномально холодный магфон, надзорщики – неудачно выбранное место в болотистой низине, и ни те, ни другие

не могли и не желали ничего поделать с проблемой. В конце концов, шишигой больше, шишигой меньше – разницы никакой.

Загвоздка в том, что в округе водятся отнюдь не только шишиги.

– У местных всякие байки ходят, – Андрей уныло шмыгнул носом и понизил голос. – Мне понарассказывали, пока на полигоне куковал.

– Про то, что тут люди пропадают?

– Да это само собой. Здесь, говорят, одна дамочка нехорошей смертью померла, – надзорщик зябко передёрнул плечами. – Давно ещё, до революции. Из знатных была. Её сюда из Москвы услали, потому что малость того – крыша у барышни поехала. Чтоб, значит, семейство не позорила…

– Тут же глушь страшная.

– Ага. Санаторий для душевнобольных, – Андрей хихикнул, но как-то неуверенно. Мёртвый лес, пахнущий влагой и запустением, навевал мысли скорее о безвременной гибели, чем о покое. – Ну, за что купил, за то продаю. Дамочка эта жила себе на свежем воздухе, гуляла с сиделкой, в церковь ходила – вот в эту самую, – он неопределённо кивнул в сторону чащи. – А потом вроде как спуталась с каким-то мужиком из местных. То ли сиделка недоглядела, то ли чего…

– Так ведь больная же была барышня? – придирчиво уточнил Верховский. Байка эта нехорошо перекликалась с днём сегодняшним. Сумасшедшие люди, сумасшедшая нежить, сумасшедшая девица, погибшая больше века назад в здешних недобрых лесах…

– Может, у неё только с головой не в порядке было, а со всем остальным – очень даже ничего, – усмехнулся надзорщик. – Ну и вот, доложили в Москву её брату – так, мол, и так, сестричка ваша изволила проблем семейству принести. Решили её перевозить отсюда, к врачам поближе, от полюбовника подальше. Барышня, само собой, не хотела. Скандалила, ругалась, все дела… В ночь перед отъездом взяла да ушла в лес.

– Нашли утром бездыханную?

– Да нет, отыскали в относительно добром здравии. Ручку только где-то поранила, – Андрей вновь украдкой сверился с компасом. – Несколько дней отлёживалась здесь, в доме. На беду, непогода разыгралась, а тут в дожди опасно: сам понимаешь, болота… Застряли в деревне и местные, и братнин посыльный, который за мадам приехал. Барышня понемногу оклемалась. Тихая стала, покорная. К огню только садиться перестала.

– А потом порешила всю деревню?

Андрей мрачно кивнул.

– Первой сиделку нашли. Потом кухарку и посыльного. Тут уж забили тревогу, а деться-то некуда: распутица, из деревни не выехать, за помощью поди кого отправь… Одного какого-то шустрика снарядили бежать на своих двоих – он потом это всё уряднику и рассказывал. Остальных никого в живых не осталось. Местные, кто из здешних деревень перебрался, до сих пор, как в лесу неспокойно, говорят, мол, графиня буянит.

– Весело, – хмыкнул Верховский. – А по отчётам что? Водится кто-нибудь… кровожадный?

– Леший его пойми, – Андрей зло сплюнул в нетронутый снег. – За весь двадцатый век никого такого не видели. Так, болотники, туманницы…

– Тоже солидно.

– Ага. Ещё и шестое число сегодня…

Они ненадолго умолкли. Верховский мельком глянул на экран телефона: связь не ловила, оставалось надеяться на рацию и сигнальные амулеты. Дежурную группу оперативников раскидали для усиления к наздорским патрулям; когда лезешь в логово к нежити, да ещё и в день повышенной активности, лишние руки не помешают. Напарник прав: хуже всего приходится тем, кого отправили на болота. В заброшенных деревнях, по крайней мере, почва не норовит уйти из-под ног. Андрей – бывалый спец, да и у Верховского скопился солидный опыт по части утихомиривания

нежити; начальство, наслышанное о новогоднем переполохе, рассудило, что их сил хватит, чтобы обойти небольшой участок. Скорее всего, не ошиблось. Лес выглядел покинутым: ни звука, ни движения, разве что изредка падали с веток тяжёлые снеговые шапки. Нежить не любит безлюдные места, ей голодно в подобных медвежьих углах…

– Работёнка, – пожаловался Андрей, отряхивая снег с высоких резиновых сапог. – У всех выходные, а мы тут гуляем… Так ещё и дрянь всякую про нас в «Зеркале» пишут. Мол, не соответствуем, не выполняем… Совсем там Потапов перестал смотреть, чего в тираж выпускает?

– Всегда будут недовольные, – сдержанно заметил Верховский.

– Будут. А мы терпи, – проворчал надзорщик. – Аккуратней, тут овражки. Вон, видишь, где каменюки торчат?

Каменюки ещё хранили на себе следы резьбы – ровные края, строгие узоры, кое-где обведённые плесенью. Надгробия. Рыжевато-белое здание старой церкви высилось за чёрной паутиной ветвей безмолвной давящей громадой. Кирпичные своды, покрытые облезлой извёсткой, не внушали доверия, но обойти их стороной патрульные не могли. Нежить равнодушна к человеческим верованиям; в действующие храмы, понятно, не суётся – слишком много внутри огня, а вот в заброшенных гнездится с удовольствием. Если в округе есть кого жрать, конечно же. На этот счёт Верховский серьёзно сомневался. Ну кому сюда надо, кроме редких туристов, истосковавшихся по острым ощущениям? И сотрудников надзора, само собой, но это добыча непростая.

– Малолетних идиотов недавно отсюда выволакивали, – вполголоса поделился Андрей. – Повадились… Стены все изрисовали. Хорошо хоть ума хватило костёр зажечь.

– Чего их сюда носит?

– А леший их пойми… Вот в десятом году спокойное было лето: торфяники горели, никто из цивилов сюда не совался, нежить всю как ветром сдуло. В питомник.

Верховский только хмыкнул в ответ. У надзора свои понятия о спокойном лете.

– Ты, Андрюха, давай технику безопасности соблюдай, – ворчливо напомнил он, проверяя, хорошо ли лежит в кобуре табельное. – Чего тут осматривать надо?

– Сань, сами руины и колокольню, – спохватился надзорщик. – Ты иди в башню, смотри только, чтоб на башку чего-нибудь не свалилось. Купол я уж сам…

Верховский проверил, работает ли сигнальный амулет – после случая с Феликсом никакое количество предосторожностей не казалось ему паранойей – и свернул к безголовой кирпичной башне. Зиявший в стене проём кто-то – может быть, всё те же надзорщики – перетянул красно-белой лентой, уже успевшей выцвести. Ушедший направо Андрюха, настороженно озираясь, нырнул в красноватую пустоту под ржавым скелетом полукруглого козырька; должно быть, там располагался главный вход. Верховский смахнул наметённый ветром снег, упёрся ладонями в шероховатый кирпич и, подтянувшись, забрался на относительно надёжный кусок кладки. Изнутри облгоданная временем башня походила на исполинский дымоход, в котором зачем-то кое-где прорезали окна. Потолка у колокольни, как и следовало ожидать, не было. В щели между обломками досок, сложившимися в неровную колючую звезду, медленно падали мелкие снежные хлопья. Стены здесь стояли чистыми: видимо, любители выражать творческую натуру при помощи баллончика с краской побаивались забираться в аварийное строение.

У подножия башни по кладке стремительно скользнул клочок сумрака. Верховский сначала зажёг в ладони пламя, а потом сообразил, что это всего лишь Андрюхина тень: он видел отсюда, как луч фонарика очерчивает тёмные закоулки соседнего с колокольней тесного закутка. Здесь, похоже, никого нет. Как бы ни любила нежить всё, во что вложен человеческий труд, ей не по душе годами куковать в лесной чаще в надежде залучить к себе случайного туриста или заплутавшего грибника. Верховский для порядка выудил из кармана амулет-детектор. Кварц едва заметно светился голубоватым светом. Всё в норме, аномалий в фоне нет. Стандартное гиблое место в лесной глуши.