Негасимое пламя
Шрифт:
– Заходите.
Яр порывисто шагнул было в палату, но тут же застыл у порога. А что, собственно, он собрался говорить? Просить прощения? Толку с того?
– Юноша? – окликнула Лидия Николаевна. Голос её был немногим громче царившей в комнате тишины. – Подойдите, пожалуйста. Если не торопитесь.
– Не тороплюсь.
Просторная палата растворялась в густом вечернем сумраке. Не пытаясь зажечь свет, Яр взял прислонённую к стене складную табуретку и устроился на почтительном расстоянии от постели. Наставнице вряд ли приятен сейчас его взгляд. И смотреть на неё, такую, отчего-то мучительно стыдно. Словно эта её нынешняя слабость – неприглядная тайна, раскрывшаяся перед ним случайно и не ко времени.
–
– Как видите, – Лидия Николаевна усмехнулась. – Признаться, до недавнего времени состояние нашей медицины не слишком меня волновало.
– Я могу…
– Нет. Наши с вами методы лечения здесь не помогут, – отрезала наставница и прибавила мягче: – Прошу прощения, что подвергла вас опасности. Я, признаться, была несколько не в себе.
– Я должен был раньше… – начал было Яр и прервал сам себя. Зачем теперь попусту сотрясать воздух? – Что я могу сделать? Привезти что-нибудь?
– Подбодрите, пожалуйста, Прохора. Боюсь, он будет слишком глубоко переживать, – Лидия Николаевна слабо улыбнулась. – И раздобудьте мне что-нибудь почитать. Что-то жизнеутверждающее, но без оторванных от жизни прекрасностей… «Отверженные», пожалуй, подойдут.
С этой просьбой Яр не стал затягивать – с ней хотя бы всё было предельно ясно. Как только санитарка выставила его из палаты, он добрёл до ближайшего книжного и спросил искомое у первого попавшегося консультанта.
– Вам в подарок? – осведомился тот. Он был долговязый, худосочный и очень вежливый – парнишка-студент, вряд ли многим старше Яра.
– Можно и так сказать.
Парень мгновенно растворился между исполинских стеллажей. Вернулся он пару минут спустя, держа в руках великолепный том в тёмно-синей обложке, тиснёной золотом. Яр кивнул и полез было за бумажником, но вовремя сообразил взглянуть на ценник. Столько денег он при себе не носил.
– Извините, – сказал он продолжавшему улыбаться консультанту, – а нет… попроще?
– Есть карманное издание в мягкой обложке.
– Подойдёт. В какую цену?
Консультант просиял – хотя, казалось бы, куда уж больше – и принялся перебирать сложенные стопкой одинаковые пухлые томики. Яр безучастно наблюдал. Ну и чем он собрался помогать Лидии Николаевне, если его достатка едва хватает на дешёвенькую книжонку из серой бумаги?
Когда он наконец добрался до дома бывшей наставницы, город уже укрыла темнота, пронизанная яркими цепями колючих уличных огней. Прохор, почуяв знакомого человека, вынырнул из-под морока прямо посреди прихожей и торопливо засеменил навстречу Яру. В блестящих чёрных глазках отражалось искреннее беспокойство.
– Молодой хозяин пришёл! – возвестил домовой и смолк, не смея выспрашивать. Выдержка в нём была воспитана превосходная.
– Жива твоя хозяйка, – устало сказал Яр, сбрасывая ботинки. – Прогнозов пока нет. Ей придётся побыть в больнице.
Прохор горестно прижал лапы к щекам, покрытым густой тщательно расчёсанной шерстью. Яр опустился рядом с ним на колени, поскрёб домового за длинным ухом. Нежить придётся подкармливать, в одиночестве Прохор долго не протянет…
– Не переживай, вылечат, – успокаивающе сказал Яр, вкладывая в голос больше уверенности, чем имелось на самом деле. – Это у неё давно началось?
Прохор скорбно опустил уши.
– А вот, почитай, с полный годок уже, как у ней силушка на убыль пошла. А одной-то совсем худо стало… Прохор ить говорил, говорил, а всё без толку…
Яр до боли закусил губу. Год назад он ещё жил здесь, мог бы и понять…
– Молодой хозяин прикажет ужин сготовить?
– Нет, не надо, – Яр поднялся на ноги, оглядел тронутые сумраком стены разом опустевшей квартиры. Глянцевитая плитка на полу празднично блестела: всё, что наследили утром, Прохор уже ликвидировал. –
– Так само собой! – Прохор обиженно прянул ушами и тут же растерянно разинул рот: – А что ж, молодой хозяин разве не останется?
– Не останется, – проговорил Яр, избегая смотреть домовому в глаза. – Я так… Раз в пару дней заходить буду.
– А что ж так?
Яр неопределённо дёрнул плечом. Он и сам толком не мог понять, но находиться здесь дольше необходимого было выше его сил. Оставив Прохора недоумевать, он прошёлся по квартире. В кухне и в хозяйской спальне царил идеальный порядок, ничем не выдававший принадлежность Свешниковой к сообществу одарённых. Кабинет стоял нетронутым, как и в прежние времена: Лидия Николаевна избегала этой небольшой комнаты, всю мебель в которой составляли массивные деревянные шкафы и гигантский письменный стол, покрытый истёртым зелёным сукном. На пороге своего прежнего обиталища Яр замер в изумлении. Комната осталась точно такой же, как в день, когда он в последний раз переступил её порог. Лидия Николаевна не вернула её в прежний вид: никуда не делся купленный для ученика стол, по-прежнему висел над столом выцветший плакат с таблицей Менделеева, даже позабытый томик «Курса общей физики» аккуратно лежал на книжной полке. Наставница оставила Яру путь к отступлению. Или нет – она ждала, что он вернётся…
Коридор, отделённый от окон запертыми дверями комнат, окончательно погрузился во мрак. Яр заглянул напоследок в гостиную, и не зря: днём он не приметил оставшиеся на виду тетради, беспорядочно разбросанные по широкому подлокотнику дивана. Хорошо, что фельдшеру тоже было не до того… В самой пухлой и самой старой, едва державшейся внутри коричневой клеёнчатой обложки, остроконечными ильгодскими буквами были прилежно записаны незнакомые строки – не то песни, не то сказания. «Нехожеными дорогами скитался я от края мира до края, и было на пути моём и доброе, и худое…» Вложенный в это место разлинованный лист, пронзительно-белый против посеревших страниц, был весь исчёркан стремительным почерком Свешниковой; наставница пыталась уложить записанные слова в строгий ритм. «Путь мой лежит тонкой нитью средь терний и пламени, где-то добра я ищу, ну а где – одного милосердия…» Эти черновики Яр прежде не видел. Не видел он и первоисточника. Лидии Николаевне незачем было записывать слова по-ильгодски; не имел на то резона и иастеец Ар-Ассан… Яр погладил кончиками пальцев вдавленные в бумагу буквы и невольно усмехнулся, представив, как Драган справляется с шариковой ручкой. Старый волхв не прижился здесь – не смог или не пожелал. Случись по-иному, наставнице было бы теперь не так одиноко…
– Прохор, – негомко окликнул Яр. Домовой не замедлил явиться из ниоткуда и преданно уставиться на него снизу вверх. – Где это всё лежало?
– Так вот туточки.
Прохор указал на один из нижних ящиков гарнитура, но кидаться открывать не спешил. Яр сощурился и различил вокруг передней панели едва видимые нити охранных чар. Тронь её кто несведущий – содержимое ящика мигом обратилось бы в прах. Осторожно распутав тонкую магию, Яр потянул на себя изящную металлическую ручку. В этом нехитром тайнике лежало ещё несколько тетрадей и почти разгладившийся берестяной свиток. Начертанные на нём буквы один в один походили на те, которыми была записана иастейская песнь. «Малец нравом лих и умом недалёк покамест. Хитрости в нём сверх меры, но подлости нет ни капли. Научи всему, что, по-твоему, надобно, и в должный срок отпусти восвояси. За уговор же наш душою благодарствую: пусть он нам останется в добрую память о былых временах». Яр осторожно положил берёсту обратно в ящик, подвинул тетради так, чтобы скрыть её от прямого взгляда. Восстановил чары. Поднялся на ноги.