Негасимое пламя
Шрифт:
– Пойду, – нарочито ровным голосом сказал он домовому.
– Пущай молодой хозяин подождёт чуточку-минуточку! – тут же всполошился тот. – Прохор тут снеди всякой собрал… Ить пропадёт же, а молодому хозяину, небось, сгодится. А не сгодится, так он ещё кому отдаст…
– Не надо, – механически отказался Яр и тут же прикусил язык. Еда-то дома никогда не лишняя.
– Пущай молодой хозяин возьмёт, – настойчиво повторил Прохор, проворно семеня в прихожую.
Яр взял. Домой он вернулся глубоким вечером; из невидимых во мраке туч валил мокрый снег, и широкие дороги во всём
– А говорил – на пару часов…
– Обстоятельства, – скупо пояснил Яр, стряхивая с куртки налипший снег. – Там всё равно не погуляешь. Погода нелётная.
– Ну и где ты… А это что? – Катя недоумённо кивнула на собранный Прохором пакет со съестным.
– Гуманитарная помощь, – не глядя на неё, Яр протиснулся в крохотную ванную. Привычно бесстрастное лицо воззрилось на него из тусклого зеркала.
– Ярик, – Катя следом за ним скользнула в тесный закуток, рассчитанный на одного человека. Её тёплые ладони легли Яру на плечи; она всегда так делала, когда хотела доверия. – Что-то случилось?
– Не бери в голову.
Он плеснул себе в лицо холодной водой. Нет нужды посвящать девушку в свои печали, как бы ни хотелось выплеснуть через слова жгучую смесь растерянности, бессилия и чувства вины. У него и так предостаточно тайн, которые никогда не будут перед нею раскрыты; одним секретом больше – велика печаль…
Яр отвернулся от раковины – и мгновенно угодил в объятия. Катя молча прижалась к нему и замерла так, ничего не требуя, просто делясь теплом. Никуда не исчез ни снег за окнами, ни итог невесёлого дня, но отчего-то тяжкий холодный узел в груди слегка ослаб. Этой девочке по наитию доступно особое знание, сродни колдовству или, быть может, волшбе – в той части, которой наставница предостерегала касаться. Разве он вправе ожидать большего?
– Всё будет хорошо, – шепнула Катя, касаясь губами его щеки.
– Как пойдёт, – рассеянно отозвался Яр, перебирая в пальцах прядки её волос. – Как пойдёт…
Через пару дней он вновь очутился в чистой пустынной палате. Свешникова бодрилась; говорила она в прежней своей манере, твёрдо, звонко и слегка снисходительно, но лицо её так и не вернуло цвета, а кисти рук казались иссушёнными, будто от бесконечно тлеющего внутреннего жара. Яр равно боялся и предположить худшее, и обмануть себя.
– Прохор в добром здравии, но скучает, – сказал он, не зная, с чего начать разговор.
Лидия Николаевна хмыкнула и улыбнулась как-то незнакомо. Ласково.
– Бедняга. Он не привык долго быть один.
Яр рассеянно кивнул. На тумбочке рядом с кроватью, кроме книги, телефона и вазы с роскошным пёстрым букетом, лежала ещё газета, которую наставница отложила ради разговора с учеником. С фотографии на развороте холодно и надменно глядел немолодой лощёный красавец; жирные чёрные буквы жаловались: «Не так уж безупречен? Подробности громкого коррупционного дела в самом сердце Управы».
– Не
Наставница смерила его насмешливым взглядом.
– Не переживайте, я успею её спрятать, если почувствую себя дурно. Расскажите лучше, как у вас дела.
– Да как, – Яр пожал плечами. – Как всегда. Учусь, работаю.
– Всё успеваете.
– Нет, но стараюсь.
Свешникова вопросительно подняла брови.
– У вас есть дама сердца?
Яр неопределённо покачал головой.
– Нет, я… То есть… Я бы так не сказал.
Свешникова молча кивнула и не стала развивать тему. Яр был ей за это благодарен.
– Вы, помнится, намеревались разобраться в нашем мироустройстве. Разобрались?
Он негромко рассмеялся в ответ.
– Только запутался ещё больше. Но былой восторг подрастерял.
– Значит, вам удалось поумнеть, – Лидия Николаевна благосклонно улыбнулась. – Хвалю. Это серьёзное достижение.
– Смеётесь, – полувопросительно буркнул Яр.
– Представьте, нет, – спокойно сказала Свешникова. – Всегда есть куда стремиться, но в умении учиться вам не откажешь. Только старайтесь извлекать уроки из чужих ошибок, а не делать собственные.
Яр хмуро кивнул. Лидия Николаевна не то соскучилась по чтению нотаций, не то делала вид, будто всё хорошо, будто беседу они ведут у неё на кухне за чашкой кофе. С интересом, неотличимым от подлинного, наставница выслушала пару ничего не значивших житейских историй. Яр принуждал себя говорить обо всём подряд, что только приходило в голову; не то чтобы ему нечего было сказать, но для важного не находилось слов. Лидия Николаевна, кажется, прекрасно это понимала и милосердно терпела. Впрочем, Яр не злоупотреблял её вниманием: как только истекли отмеренные на посещение полчаса, он попрощался с наставницей, пообещал заглянуть через пару дней и с тяжёлым сердцем вышел из палаты. Он сам не знал, кому больше нужны эти визиты.
На пахнущей хлоркой лестничной клетке он едва не столкнулся со стремительно шагавшим навстречу посетителем. Незнакомец, одетый в слишком лёгкое для ударивших морозов шерстяное пальто, свысока смерил Яра внимательным взглядом. Должно быть, ждал извинений.
– Прошу прощения, – буркнул Яр, нехотя отступая в сторону. Ботинки у встречного лаково блестели при свете ламп; месить приправленную солью снежную кашу, устилавшую тротуары близ станций метро, им явно не приходилось.
– Ничего страшного, – любезно проронил щёголь, растянув губы в прохладной улыбке. – Спешите?
– Да, – нагло огрызнулся Яр. Он решительно отодвинул незнакомца плечом и, не оборачиваясь, зашагал к лестнице. Может, вслед ему и смотрели, но его это не волновало.
***
Вместе с Авиловым в осточертевшие стены палаты ворвался свежий морозный дух, слегка приправленный вонью от благородных сигарет. Прежде чем начать разговор, главный московский волхв вежливо выпроводил медсестру и педантично избавился от пальто. Лидия подавила рвущийся из груди вздох. Вот уж без чьих визитов она с удовольствием обошлась бы, но другу детства втемяшилось в упрямую голову, что он обязан уделять хворой волшебнице малую толику вельможного внимания.