Неизбежное. Сцены из русской жизни 1881 - 1918 гг. с участием известных лиц

Галимов Брячеслав

– Нам бы вернуться в Вятку, - сказал Ваня.
– Чего мы здесь ждём? Какая теперь учёба? Домой надо ехать.

– Ни за что!
– возмутился Коля.
– Здесь творится история, здесь рождается новый мир. Неужели ты, любящий копаться в мироздании, покинешь эту великолепную лабораторию жизни?

– Я считаю, что философ не должен шататься по улицам. Да, для меня примером является Кант, который в тиши кабинета постигал тайны бытия, - возразил Ваня.
– Впрочем, Ницше тоже не бродил среди людей, создавая свою "философию жизни".

– Ну, а мне

чрезвычайно интересно шататься по улицам и бродить среди людей. Сколько тут потрясающих сюжетов, сколько оригинальных типажей! Если я когда-нибудь напишу роман, то он будет о людях с улицы, - весело заявил Коля.
– Однако если я сейчас замёрзну насмерть, вряд ли это кого-нибудь вдохновит на создание хотя бы маленькой элегии - сюжетец довольно-таки скучный... Идём в Тенишевское, и никаких возражений!

***

– Где тут в артисты записывают?
– спросил Коля, когда они вошли в здание Тенишевского училища на Моховой улице.
– Хотим участвовать в революционной пьесе "Мистерия-буфф".

Человек в покосившемся пенсне, который бежал куда-то с баулом в руке, остановился и посмотрел на них, как на сумасшедших.

– Какая пьеса? Какие артисты? Ничего у нас нет, ничего!
– он нервно поправил свое пенсне и собрался бежать дальше, но Коля схватил его за рукав.

– Нет, извините, в афише ясно написано: "Мистерия-буфф", в Тенишевском училище. Может быть, в зале?..

– Может быть, может быть, у нас всё может быть, - забормотал человек в пенсне.
– Пустите, мне больно!
– взвизгнул он, вырвался от Коли и моментально исчез за дверью.

– Вот те на!
– растерянно сказал Коля.
– Куда же нам идти?

– А я говорил: зря всё это, - едва ли не с удовольствием возразил Ваня.
– Видишь, что получилось.

– "Казимир Северинович, Казимир Северинович"! Что "Казимир Северинович"? Я уже тридцать девять лет Казимир Северинович!
– раздался чей-то с лестницы.
– Как можно было оставить это? А вы знаете, что этим уже хотели печку топить?

– Но Казимир Северинович...

– Дайте мне, я сам отнесу!

Вверху стукнуло и грохнуло, по лестнице полетели раскрашенные куски фанеры и картона и какие-то странные деревянные конструкции.

– Ах, ты господи, боже мой!
– в сердцах вскричали наверху.
– Не надо мне помогать, ступайте прочь, я сам справлюсь!

Вслед за этим с лестницы спустился широкоплечий человек в испачканной краской блузе и стал собирать рассыпавшиеся вещи. На его скулах выступили красные пятна, на лоб то и дело падали волосы и он раздражённо откидывал их назад - было понятно, что лучше к нему сейчас не обращаться, но Коля всё-таки решился:

– Простите, мы ищем, где дают роли в пьесе "Мистерия-буфф" поэта Владимира Маяковского. Вы не могли бы нам помочь?

Из-под густых бровей на Колю глянули умные, глубоко посаженные глаза.

– Роли хотите получить? Из убеждений или по соображениям материального характера?

–

Из убеждений, - вместо Коли ответил Ваня.

– И так, и эдак, - честно сознался Коля.

Человек в блузе густо расхохотался.

– Что же, убеждения тоже надо чем-то питать!.. Но вы опоздали, запись закончена, - впрочем, не отчаивайтесь: из тех кто записался, половина потом не приходит, так что вы получите роли. Берите всё это и пошли со мной, - поможете отнести в Театр музыкальной драмы.

– А это что? А вы кто?
– спросили Коля и Ваня.

– Это фрагменты декораций к "Мистерии", а я, так сказать, главный художник постановки. Малевич моя фамилия.

– Это вы "Чёрный квадрат" написали?
– удивился Коля.

– Ох мне этот "Чёрный квадрат"!
– сморщился Малевич.
– Сколько я картин написал, - без ложной скромности скажу: отличных картин, - но при моём имени все вспоминают один лишь "Чёрный квадрат". Лучше бы я его совсем не писал, ей-богу!

– А какой смысл в нём заложен?
– поинтересовался Ваня, решив не упустить подходящий момент для этого вопроса.
– У нас на философском факультете была дискуссия о вашем "Чёрном квадрате": одни считают, что эта величайшая картина, квинтэссенция бытия и не-бытия, другие говорят, что ваш "Чёрный квадрат" - эпатаж общественного мнения и деградация искусства.

Малевич бросил насмешливый взгляд на Ваню:

– Вы полагаете, что суть искусства можно выразить словами? Извольте: супрематический метод, который я использую, состоит в том, чтобы посмотреть на землю извне. Поэтому в супрематизме, как в космическом пространстве, исчезает представление о "верхе" и "низе", "левом" и "правом", и возникает самостоятельный мир, соотнесённый как равный с универсальной мировой гармонией. Такое же метафизическое очищение происходит и с цветом, - он теряет предметную ассоциативность, окрашивает локальные плоскости и получает самодовлеющее выражение.

– Да, у нас на факультете тоже об этом говорили: вы ищете номены - внутреннюю составляющую предметов - и раскладываете мир на эти составляющие, - подхватил Ваня.
– То есть ваш метод атомарный - в каком-то смысле это поиск первооснов; вы ищете альфу и омегу мироздания, то из чего возник мир, и во что он, в конечном счёте, превратится. Однако квадрат никогда не был в числе первооснов мира, это искусственное построение, - миру присуща кривизна, его символ скорее круг. Таким образом, не чёрный квадрат, а чёрный круг должен быть символом мироздания.

– "Черный круг" я тоже писал, но он почему-то не стал так популярен, - с улыбкой заметил Малевич.
– Квадрат, говорите, искусственное построение? Так я и создаю искусственные построения; мой "Чёрный квадрат" - символ искусственного человеческого построения во всех смыслах этого слова.

– Тем не менее...
– хотел возразить Ваня, но Коля взвалил на него куски фанеры и сказал:

– Пошли уже, философ! До Театральной площади путь не близок... Казимир Северинович, а деревянные конструкции кладите мне на плечи, я их понесу.