Nekomonogatari(Black)
Шрифт:
Я запнулся.
Возможно, Ханекава дала мне шанс.
Если я хотел отступить, надо было делать это сейчас.
Она дала мне последнее предупреждение – ультиматум.
Предупредительный выстрел.
Однако я не отступил.
– Наверное, потому, что я твой друг.
– Друг…
– Друг, выслушавший твою историю.
В любом случае, Ханекава уже давно была моим другом.
Я не чувствовал дистанции.
Как в трёхмерном фильме, ты не знаешь, где находишься, из-за смещения.
– Хм,
Ханекава кивнула. Она кивнула, не задавая вопросов.
– Действительно. Если я замолчу сейчас, получится, что я использовала тебя, чтобы забыть о проблемах – это не стоит твоего обращения с моей юбкой.
– …
О нет, стоит.
Я бы даже тебе свои трусы показал на сдачу.
Но я этого не сказал.
– Ты пообещаешь, что никому не скажешь?
– Да.
– Никому. Вообще никому. Даже твоим сёстрам и семье.
Такая манера речи казалась подходящей для шуток – но в то же время, очень серьёзной.
Между строк – она пытается заставить меня дать клятву.
Такой у неё был голос.
Прогнувшись под её давлением, я кивнул.
– Я… обещаю.
– Сегодня утром мой отец ударил меня.
Ответ Ханекавы последовал сразу за моим согласием.
Быстро, с весёлой улыбкой.
Она говорила так, будто это было естественно, словно это была случайность, с кем не бывает.
– Да…
Мой голос задрожал.
От злости. От ужаса.
– Да как так можно!…
Конечно.
Судя по её рассказу, такому вообще не стоило удивляться – в лучшем случае, вместо отца ударила бы её мать, ударила чем-нибудь, а не рукой.
– Они никогда не вели себя как родители – но я никогда не думала, что они сделают что-то недопустимое для родителей. Я удивилась.
– Удивилась, говоришь…
– Я не смогла скрыть изумления.
– Разве они не холодная семья?!
– Они не семья. Но они холодны, да, – сказала Ханекава ледяным голосом.
– Возможно, они слишком охладели или замёрзли. Я наконец-то смогла принести равновесие. Значит, я сама виновата.
– Не может такого быть. Не можешь ты быть виновата…
Потому что ты всегда права.
– За что он так?
– Да ни за что, по сути. Я неосторожно заглянула в работу, которую он принёс домой, и он ударил меня. Мать стояла и молча смотрела. Вот и всё.
– Вот и всё, говоришь.
Ни за что – действительно.
Действительно, вот и всё.
Настолько «вот и всё», что и добавить нечего.
– И как же за такую мелочь отец может ударить дочь?
– Подумай, Арараги-кун. Представь, тебе сорок, представь семнадцатилетнего ребёнка, с которым ты незнаком, который ведёт себя так, будто знает, о чём говорит. Разве это не разозлит и не оскорбит тебя?
– …
Семнадцатилетний ребёнок, с
Что это за мазохистский взгляд.
Он ещё страшнее, чем то, что Ханекаву ударил отец.
Нет, это не был страх.
Я понял, почеум дрожал.
Я чувствовал себя неуютно.
Я не заимствовал слова Ошино.
Это чувство было во мне – мои слова, мои настоящие чувства.
Из-за Ханекавы Цубасы я чувствовал себя неуютно.
Хоть она и не звала их семьёй, хоть она и сказала, что они подделка, хоть она и чувствовала холод – теперь Ханекава Цубаса защищала своих родителей.
Я не знал, от меня, от общества или ещё от кого.
В любом случае.
Она хотела защитить родителя, который не был родителем.
Родителя, ударившего свою дочь.
Ханекаву.
Как её друг, я чувствовал себя неуютно.
Что с ней.
Что за чертовщина.
– С насилием ничего не поделать? О чём ты? Разве это ты должна говорить? Разве это не самое непростительное…
– Всё хорошо, это случилось всего один раз, – сказала Ханекава.
Нет.
Я дал ей сказать.
– Кстати говоря, напомню, что ещё недавно я ударила тебя, Арараги-кун. Ты зол на меня?
– Нет, это…
Это моя вина.
Хотя цель оправдывала средства, неудивительно, что парень, задравший юбку одноклассницы, получил пощёчину.
– Видишь? Следовательно, ничего не поделаешь.
Ханекава невинно улыбнулась – она не пыталась казаться сильной или заслужить мою симпатию, она говорила абсолютно искренне.
– Такая уж я – если меня бьют, ничего не поделаешь.
– …
Не то чтобы я забыл все слова.
Нечего забывать.
Нечего говорить.
Интересно, как Ханекава восприняла моё молчание…
– Помни, ты обещал, Арараги-кун, – напомнила она.
Она подошла на шаг ближе.
Она говорила так, будто инструктировала меня:
– Ты обещал, Арараги-кун. Ты обещал, что никому не расскажешь.
Никому.
Ни своим сёстрам. Ни своей семье.
– Ни школе, ни полиции.
Нет.
Я неправильно понял. Не только.
Я пообещал не напоминать об этом самой Ханекаве.
Вот что имела в виду Ханекава.
Рассказывая всю правду, она ограничивала меня.
Она заставила принести ей клятву, чтобы запутать меня – ради её родителей.
Чтобы защитить.
Отца, который ударил её.
Мать, которая просто смотрела.
Двух совершенно чужих людей.
– Н-но как я могу…
Почему-то я задохнулся, видимо, из-за дрожи.
– …сдержать такое обещание.
– Прошу, Арараги-кун, – сказала Ханекава.
Всегда искренняя Ханекава Цубаса склонила голову перед столь неискренним человеком, который легко мог нарушить обещание.