Nekomonogatari(Black)
Шрифт:
Я упал прямо на асфальт, да так, что моя левая рука снова чуть было не оторвалась, но боль меня не волновала.
В панике, не теряя на секунды, я на четвереньках бросился к велосипеду, стоящему перед домом, а потом покатил с такой скоростью, что чуть было не порвал цепь.
Я сбежал из дома Ханекавы.
Как будто он был неприятным.
Как будто он был злым… нет.
Я почувствовал отвращение – такое, что меня чуть не стошнило.
Я сожалел о том, что сделал такую глупость. Я даже не знаю, по какой
В любом случае…
Я просто хотел сбежать.
И инстинктивно вернулся домой.
– О, брат. При…
Когда я открыл дверь, передо мной как нельзя кстати оказалась Цукихи – судя по тонкой майке поверх белья, она только что вышла из ванной. Она заметила меня, но прежде чем успела сказать «вет», я вошёл, не снимая обуви, и крепко её обнял.
Крепко, крепко, крепко.
– Ой-ой! Неожиданные страстные объятия! Что ты творишь, брат-извращенец?
– …
Цукихи была шокирована эксцентричным поведением своего кровного брата, и явно испытывала отвращение. Однако я ничего не мог с собой поделать.
Не потому что это была Цукихи.
Увидь я Карен или кого-то ещё, я бы всё равно обнял первого же встречного человека.
Нет, я даже не обнимал её.
Я не мог не… схватиться за неё.
Я не мог не… цепляться за неё.
Потому что иначе я бы сломался.
Мой разум разрушился бы.
Я, как утопленник, цеплялся за соломинку.
Мой трепет, моя беспомощная дрожь, стук моих зубов – всё это передавалось ей.
Я был испуган.
Назовите меня цыплёнком, назовите как угодно.
Почему дрожать от ужаса неправильно?
Почему неправильно трепетать и холодеть?
Такое у меня было впечатление от того дома.
Одного лишь дома.
По размеру он, наверное, был даже больше нашего.
В нём было шесть комнат.
И тем не менее… в том доме…
В доме Ханекавы не было комнаты Ханекавы.
– А-а-а-а…
Жуть. Жуть. Жуть.
Настолько жутко, что даже весенние каникулы отдыхают. Настолько жутко, что эти адские воспоминания сменились какой-то идиллией, настолько жутко, что весенние каникулы стали двумя неделями обыденной жизни.
У неё не было комнаты.
В том доме не было её следов.
В детстве её кидало от человека к человеку, но она уже почти пятнадцать лет должна была жить в этом доме – и всё же, сколько я ни искал, не нашёл и следа Ханекавы.
В каждом доме есть свои особые ароматы.
Чем дольше люди живут, тем их больше – однако среди ароматов того дома не было аромата Ханекавы. Ханекава Цубаса была отделена от дома так сильно, что я подумал, что ошибся домом.
Нет.
Конечно, если учесть школьную форму на стене кухни, учебники и справочники в похожей на библиотеку комнате, бельё в ванной, сложенный футон
Просто подумал.
Однако она жила так, как живут в отелях.
Она даже не была нахлебником.
Я был наивен, всё ещё надеялся на лучшее.
Несмотря на то, что я видел след от удара на её лице, часть меня надеялась, что с Ханекавой всё хорошо, потому что это Ханекава. С ней всё хорошо просто потому, что иначе быть не могло.
И даже сейчас, пусть она и одержима Мартовской кошкой.
Ну какой же я идиот.
– А-а-а…
Она была уничтожена.
Ханекава уже была уничтожена.
Такое…
Нельзя преодолеть – и нельзя исправить.
Одним словом, это безумие.
Яростная ярость.
Раз я доверился Ошино, то скоро Ханекава будет поймана, а Мартовская кошка – изгнана старым гавайцем, но счастливого конца, в котором Ханекава помирится со своими родителями, развеяв давний конфликт, и заживёт счастливо, не будет.
Не будет конца.
Не будет конца этому ужасу.
Этот дом.
Это место.
Эта семья.
С ними уже покончено.
– А-а-а-а…
– Боже. Ничего не поделаешь, брат. Тише, тише всё хорошо.
Тело дрожало, я почти кричал. Цукихи, моя младшая на четыре года сестра, с улыбкой гладила меня по голове.
А затем закрыла глаза и мягко подставила губы.
– Вот так. Давай, – сказала она.
– Отвратительно!
Я оттолкнул ее.
Грубо.
– Ай! Разве так надо благодарить сестру за верность, брат?!
– Минутка воспитания! До какой степени мои сёстры подвержены шальным порывам?!
– Ничего не поделаешь, я же твоя сестра!
– Ох.
Но… М-да.
Никто сильнее меня не подвержен шальным порывам.
Однако я чувствовал, будто больше жил, пользуясь головой. По крайней мере, я клянусь, что не живу на одних лишь безусловных рефлексах, не говоря уж о жизни, похоже на жизнь одноклеточного.
По крайней мере, я так думал.
Однако благодаря отвратительной преданности моей младшей сестры, на время я прекратил трястись.
Говорят, всё, что тебе нужно – это семья.
Семья.
Семья, хм.
Само собой, я связал это слово с отцом и матерью Ханекавы, которых увезли в больницу – и почувствовал себя хуже.
Повода сопереживать им не было – и всё же я думал о них именно так.
Жить в этом доме почти пятнадцать лет.
Я уверен, им в такой семье тоже было неуютно…
– И вообще, я волновалась! – сказала Цукихи, прямо на моих глазах надевая юката, которое она несла в руках и, видимо, собиралась надеть на втором этаже. – Ты не возвращался.
– Что?
Хоть и с опозданием, но я закрыл входную дверь.