Некрономикон
Шрифт:
А кошачий язык был Картеру изрядно знаком, и в этом далеком ужасном месте он издал крик, который подходит к случаю. Но нужды в этом не было, ибо, только еще открывая рот, он услышал, что кошачий хор набирает силу и приближается, и увидел быстрые тени, застящие звезды, когда маленькие грациозные фигурки, собираясь тучами, прыгали по холмам. Был брошен клич клана, и не успели участники гадкого шествия хотя бы испугаться, душная туча шерсти и убийственная фаланга когтей накрыла их, как прилив и как ураган. Флейты заглохли, и ночь огласилась пронзительными криками. Умирая, вопили человекоподобные, а кошки шипели, и выли, и урчали, одни только жабьи твари не издавали ни звука, когда их зловонная зеленовато-белесая сукровица пагубно сочилась на ту ноздреватую землю с непотребным
Пока не догорели факелы, это было грандиозное зрелище, никогда прежде Картер не видел такого множества кошек. Черные, серые, белые, светлошерстые, полосатые и трехцветные; простые, тибетские, персидские, мэнские, ангорские и египетские — все они были там в неистовстве битвы, и всех их осенял отблеск той глубокой и неизменной священности, которая претворялась в величие их богини в святилищах Бубастиса. Сам-семь запускали они когти в горло какому-нибудь недочеловеку или в рыло с бахромой розовых щупалец жабьей твари и свирепо валили врага наземь в плесенный обмет, где бессчетная тьма их собратьев в божественном исступлении битвы прокатывалась по ним и сквозь них волной ярых когтей и зубов. Картер выхватил факел у поверженного раба, но скоро его смело бурной лавиной его верных защитников. Потом он лежал в сплошной темноте, слушая гром сражения и клики победителей и чувствуя мягкие лапки своих друзей, когда в пылу схватки они во все стороны перемахивали через него.
Наконец ужас и трепет и изнеможение смежили ему веки, и когда глаза его снова открылись, им предстала странная сцена. Громадный сияющий диск Земли, в тринадцать раз больше Луны, как мы ее видим, взойдя, залил лунный ландшафт потоками потустороннего света; и все пространство диких равнин и зубчатых пиков безбрежным морем покрывали стройные боевые ряды присевших на задние лапки кошек. Круг за кругом они расходились, а два или три вожака, выйдя из рядов, лизали ему лицо и мурлыкали в утешение. От мертвых рабов и жабьих тварей вроде бы и следов не осталось, но Картеру померещился какой-то мосол на голом месте невдалеке.
И вот Картер заговорил с вожаками на негромком кошачьем языке и узнал, что его старинная дружба с кошачьим родом была хорошо известна и часто поминаема в тех местах, где сходятся кошки. Он не остался незамеченным, когда шел улицами Ултара, и холеные старые кошки запомнили, как он приласкал их после того, как они разделались с алчными зугами, нехорошо поглядывавшими на маленького черного котенка. Вспомнили они и то, как он приветил того самого маленького котенка, который пришел проведать его в гостинице, и как он налил ему блюдечко густых сливок поутру, прежде чем уходить. Дедушка этого самого маленького котенка был предводителем собравшегося теперь воинства, ибо с удаленного холма он увидел гнусное шествие, а в пленнике узнал закадычного друга своего племени на земле и в дремном краю.
С отдаленной вершины раздался кошачий вопль, и старый вожак внезапно прервал свои речи. Это подавал знак один из дозорных воинства, расставленных на высочайших вершинах высматривать единственного врага, которого земные кошки боятся, — огромных кошек с Сатурна, по неведомой причине издревле очарованных темной стороной Луны. Они связаны союзническим уговором со злыми жабьими тварями и прослыли своей враждебностью к нашим земнородным кошкам; стало быть, при теперешних обстоятельствах стычка как бы не обернулась делом серьезным.
После короткого совещания генералитета кошки встали и теснее сомкнули ряды, защитным кольцом сплотясь вокруг Картера и изготовясь ко громадному прыжку через все пространство обратно на крыши Земли и в ее края дрем. Старый фельдмаршал посоветовал Картеру положиться на сомкнутые ряды пушистых прыгунов, прыгнуть, когда все остальные прыгнут, и ловко приземлиться, когда все остальные приземлятся. И еще он предложил доставить его в любое место, куда тот ни пожелает, и Картер остановил свой выбор на Дилат-Леене, откуда отплывала черная галера, ибо оттуда хотел направить свой путь к острову Ориаб и горному гребню Нгранек с его изваянным ликом; хотел он и предостеречь жителей города, чтобы впредь не поддерживали они торговли с черными галерами,
Кошки одним прыжком промахнули пространство, и, окруженный своими сотоварищами, Картер на этот раз не увидел тех громадных, черных и бесформенных тварей, что гнездятся, кишат и корчатся в бездне. Не успев вполне осознать, что случилось, он снова оказался в знакомой комнате в гостинице в Дилат-Леене, а вкрадчивые, дружелюбные кошки тем временем потоком утекали в окно. Последним удалился старый предводитель из Ултара, говоря, пока Картер пожимал ему лапку, что до петухов поспеет домой.
Когда наступило утро, Картер сошел вниз и узнал, что со дня его поимки и увоза минула уже неделя. До корабля курсом на Ориаб оставалось еще дважды по столько, и все это время он, как только мог, хулил черные галеры с их нечестивым обычаем и чином. Горожане в большинстве своем ему верили; и все же столь желанны были для златоковачей крупные карбункулы, что ни один из них не зарекся вести торговлю с распялоротыми купцами. Если эта торговля и доведет когда-нибудь Дилат-Леен до беды, так не его в этом будет вина.
Спустя неделю или около того жданный корабль прошел мимо черного мола и высокого маяка, и Картер повеселел, видя, что это честный барк добрых людей с расписанными бортами и желтыми треугольными парусами и седоголовым шкипером в шелковых одеяниях. Вез он благовонную ликвидамбру из рощ в самом сердце Ориаба, тончайшую глиняную посуду, изготовленную гончарами-искусниками Бахарны, и диковинные статуэтки, вырезанные из древней лавы Нгранека. Расплачиваются с ними шерстяной пряжей Ултара и радужно-многоцветными тканями Хатега, а также резной слоновой костью, которой промышляют чернокожие Парга за рекой Скай. Картер уговорился со шкипером, что поплывет с ними в Бахарну, и было ему сказано, что путешествие займет десять дней.
За неделю ожидания Картер успел разговориться с тем шкипером о Нгранеке, и было ему сказано, что лишь немногие видели лицеочертанье, выбитое на ней, и что большинство странственников довольствуется преданиями из уст стариков, собирателей лавы и резчиков подобий в Бахарне и потом, вернувшись под свой далекий кров, рассказывают, будто лицезрели его взаправду. Шкипера даже разбирало сомнение, чтобы кто-то из ныне живущих видел тот изваянный лик, ибо оборотный склон Нгранека недоступен, гол и зловещ, и летает молва о пещерах у самой его вершины, где живут костоглодные черничи. Однако шкипер не пожелал распространяться, на что этот самый костоглодный чернич похож, ведь известно, что живность такого рода неотвязно наваждает сны тех, кто о ней слишком часто задумывается. Тогда Картер стал спрашивать того капитана о неведомом Кадате в холодном пустолюдии и о чудном закатном городе, но о них тот добрый человек при всем желании не мог ничего ему рассказать.
Картер отплыл из Дилат-Леена в одно раннее утро, когда благоприятствовало прибрежное течение и первые лучи восходящего солнца ложились на узкие угловатые башни этого мрачного города, крепкого черным базальтом. Два дня плыли они на восток, не теряя из вида зеленое побережье, и часто видели уютные рыбацкие городки с кровлями под красной черепичной чешуей и дымволоками печных труб, круто забирающие по склону от старых дремлющих причалов и отмелей, где сушились растянутые сети. Но на третий день они резко взяли на юг, где сильнее зыбились воды, и вскоре суша совсем пропала из глаз. На пятый день матросами завладела тревога, но капитан просил извинить им их страхи, говоря, что галиот с минуты на минуту пройдет над оплетенными водорослями стенами и разбитыми колоннами затонувшего города из незапамятной старины, и когда море не взбаламучено, в глубинах его видится столько зыблющихся теней, что простой люд невзлюбил это место. К тому же, признался он, множество кораблей сгинуло в этих водах; их маячные флаги еще видели в самой близи того места, но больше тех кораблей никто никогда не видел.