Некуда
Шрифт:
– Ну, не думаю; правда, я ее знала ребенком; может быть, теперь она очень переменилась, а когда я ее знала в институте, она не подавала таких надежд. Я ведь раньше их вышла за два года, но все-таки не думаю, чтобы Женни на такую штуку рискнула, – произнесла тоном опытной женщины Калистратова.
– А вы сами? Вы тоже не рискнули бы?
Калистратова слегка покраснела, но твердо сказала:
– Я еще об этом не думала.
– А вы ведь прелестная
– Будто?
– Право, прелестная. Ни при одной женщине так хорошо себя не чувствуешь, как при вас.
– Все это вы себе сочиняете, – проговорила Полина, и ее бледные щеки еще более зарумянились.
– Нет, это не сочинение, а…
– Полноте, – сказала, перервав его, серьезно Полина.
– Отчего же не сказать правды? Я очень часто о вас думаю.
– Полноте, – еще строже остановила Калистратова.
– Как хотите; а я рад, что, узнав вас, я еще почувствовал, что могу привязаться к женщине. Да…
– Розанов! я вас два раза просила перестать. Это мне, наконец, неприятно.
– Если это вас оскорбляет…
– Не оскорбляет, – оскорбляться нечем, а… зачем такие разговоры.
Они дошли молча.
– Вы сердитесь? – спросил Розанов у калитки.
– Я уж вам сказала, что сердиться мне не за что, – отвечала Полинька и спокойно дала ему поцеловать свою руку.
Черт знает, как гадко после такого разговора очутиться в пустой, одинокой комнате.
Глава двадцать шестая
Разрыв
Розанов три вечера кряду ходил с Полинькой Калистратовой к Лизе и три раза не заставал дома ни Лизы, ни Бертольди, ни Помады.
Спустя два дня он опять зашел после обеда к Калистратовой, чтоб идти с нею к Лизе.
– Да что ж ходить, Дмитрий Петрович, – отвечала Полинька, – пожалуй, опять не застанем.
– Попробуемте; все равно – вечер хороший, пройдемся.
– Пожалуй; где это они пропадают?
– Диковина.
– Эта Лизочка все суетится, бедная.
– Как это? Что вы думаете?
– Да, верно, все с этим Красиным возится.
– Ну бог знает что!
– Да отчего же.
Полинька Калистратова ни духом, ни словом не давала Розанову заметить, что она помнит о его признании. Все шло так, как будто ничего не было.
Лизу на этот раз они застали дома, и притом одну; Бертольди и Помады не было. Розанов осведомился о них и получил в ответ, что они поехали к Красину.
– А вы как же дома? – спросил он с притворным удивлением.
– Я делаю то,
Никак разговор не клеился.
– Вы больны сегодня, Лизавета Егоровна? – спросил Розанов.
– Нет, я здорова, – и сейчас же добавила: – Что ты, Полинька, как поживаешь, чем занимаешься?
– Ничем, мой друг, белье себе шью, понемножку поправляю кое-что.
– Этак твой капитал скоро иссякнет.
– Да, у меня остается пятьсот рублей.
– Гм! немного.
– Что делать.
Вышла довольно большая и довольно тяжелая пауза.
– Пойду на место, как оправлюсь немного.
– В гувернантки?
– Да, теперь я одна: везде могу быть.
– Все это очень непрочно.
– Да что ж делать, Лиза.
– И осуждает на вечное одиночество.
– Ну, уж об этом, душка, и говорить нечего, я давно с этим свыклась.
– Есть другие возможности устроиться независимо; например – самостоятельный труд.
– Надо иметь капитал, Лизавета Егоровна, чтоб было к чему приложить труд, а одними руками ничего не сделаешь.
– Нет, в Петербурге уже это устроивается.
– История! – крикнула, влетая, Бертольди.
– Что это вы? – спросила ее Лиза.
– Красин поспорил с Бычковым о верности; мнения разделились, и Красин разбил всех наголову; фактами доказал, что должно противодействовать этому застарелому понятию.
– О верности? – спросил Розанов.
– Да-с, о верности в браке. Красин всем доказал, что женщина не имеет права быть верною отсутствующему человеку.
– Ибо?
– Ибоона лишает тем полноты жизни других ее окружающих.
– Экая скотина.
– Кто это: Красин?
– Да, разумеется.
– Дмитрий Петрович, мы с вами старые знакомые, это правда; но это не дает вам права оскорблять при мне моих новых знакомых, – вспыльчиво произнесла Лиза.
– Этот шальной Красин – ваш друг?
– Прошу вас так о нем не выражаться! – еще вспыльчивее проговорила Лиза.
– Человек, проповедующий такой цинизм, может быть вашим другом?
– Я вам сказала, и более нам говорить не о чем. Бертольди, куда вы послали Помаду?
– Я ему велела зайти купить для вас стакан. Он там тоже спорил.
– Отвергал верность? – спросил Розанов.
– Нет, он с вами и со всеми отсталыми.
– Слава богу, что не с вами. А вы позволите откровенно спросить, Лизавета Егоровна, вы тоже за красинское мнение?