Нелетная погода (сборник)
Шрифт:
– Но ведь нельзя строить все на сиюминутности, – сказал Панарин.
– Мы и не строим, – сказал Каратыгин. – Мы финансируем даже более шаткие, чем ваш, проекты. Большое количество энергии выделяется ежегодно даже полигону «Телемак-Гамма» – весьма и весьма проблематичному проекту, ставящему целью создать установку, с помощью которой можно будет наблюдать прошлое.
– «Телемак-Гамма» не добился ровным счетом никаких успехов, – сказал Панарин. – А наши машины времени летают, пусть не далее десяти парсеков.
– А нужно ли пока больше? Я снова вернусь к цифрам. В Системе обитают одиннадцать миллиардов человек, жизненного пространства и ресурсов хватит еще на столько же – не зря единственный опыт массовой колонизации, Эльдорадо,
– И что же вы намереваетесь предпринять? – спросил Муромцев.
– Вынести на Совет Системы вопрос о всеобщем референдуме относительно Проекта «Икар». Я защищаю не узковедомственные интересы – я представляю не такую уж малую часть человечества, которая считает, что Проект следует значительно сократить.
– И вы прилетели благородно предупредить нас – «иду на вы»? – бросил Панарин.
– Как это принято в наше время. И еще – не настолько же вы «икароцентричны», чтобы забыть о том, что работаете не для удовлетворения собственных мечтаний, а от имени и по поручению человечества? Я хочу, чтобы вы помнили – вашими работами распоряжается человечество, и сделаете вы то, что оно вам прикажет.
– Собираетесь значительно урезать лимиты?
– Значительно. Оставить один полигон из девяти. И ждать, что со временем возникнут новые факторы, которые и выведут вас из тупика.
– Ждать…
– Да, ждать. Вы, конечно, скажете, что закрытие полигона Икс лишит возможности проверить теорию Альфа, а свертывание работ на Игреке повредит теории Бета. Что-то в этом роде (судя по лицу Муромцева, что-то в этом роде он и хотел сказать). Простите за резкость, но здесь собрались взрослые люди, специалисты. Сколько можно манить зыбкими надеждами и уповать на завтрашний день, на волшебника, который появится и выручит? Не слишком ли по-детски? Семь лет вы топчетесь на месте, почему же мы должны верить, что с завтрашнего утра все изменится? Возможно, вы ищете не там. И не так. Мы технари, вы и я, будем реалистами. До тех пор, пока не удастся удовлетворить всех без исключения, человечество вынуждено идти на определенные жертвы. Я выражаю интересы части экономистов, энергетиков, тех, кто занимается социальным планированием, части руководства Звездного флота – если говорить о специалистах. Если говорить просто о землянах, то количество тех, от чьего имени я выступаю, настолько велико, что дает нам право от имени тех, кто избирал нас в Совет Системы, ставить вопрос о референдуме. Но теперь у меня действительно все. Я готов на любую полемику, но с условием – опирайтесь на логику и факты, без эмоций и абстрактных высоких слов.
«Я ничего не скажу Снергу насчет фильма, – подумал Панарин. – Потому что ничего
– Я должен добавить, – сказал Каратыгин. – Академик Лобов вернулся к преподавательской работе. За четыре часа до старта моего корабля доктор Бакстер заявил репортерам Глобовидения, что покидает Проект «Икар».
Панарин почувствовал, что Марина коснулась пальцем его запястья – и еще раз, и еще. Он хотел обернуться к ней, но узнал в этих нажатиях азбуку Морзе, РО – знак вызова. Не глядя, нашел ее ладонь и большим пальцем просигналил ПР – «прием».
– С-л-е-д-у-ю-щ-и-м б-у-д-е-т Я-р-о-ш.
– Б-ы-т-ь т-а-к-о-г-о н-е м-о-ж-е-т, – ответил Панарин.
– Я с н-и-м г-о-в-о-р-и-л-а.
Панарин отдернул руку. Что ж, язвительность Яроша могла и не относиться к Каратыгину, а быть последней насмешкой над самим собой – те, кто уходит, любят порой представлять в ироническом свете свои долголетние усилия, это придает им решимости не передумать, ни о чем не жалеть, ни о чем. Ах, Витольд Янович… Значит, остаются только Муромцев, Берк и Терлецкий – но надолго ли и они? А что потом?
Он поднял голову, услышав стук отодвигаемых кресел. Каратыгина уже не было. Молчание стало тяжелым, как свинец, мучительным, как фотография ушедшей навсегда женщины. Люди тихо выходили с углубленно-озабоченным видом, словно торопились куда-то. Панарин догнал Яроша, тронул за тонкий локоть:
– Витольд Янович…
Прежде чем Ярош обернулся, прошло секунды на три больше, чем необходимо человеку, чтобы ощутить прикосновение и понять, что обращаются к тебе. Панарин вдруг вспомнил, что Ярош очень стар. Раньше этого не ощущалось – когда профессор работал на большом вычислителе, деловито суетясь у занимающих две стены пультов, как выкованный из железа гном, азартно спорил на всевозможных дискуссиях, что устраивала молодежь по поводу и без повода, и даже танцевал вечерами в «Приюте гиперборейцев».
– Это правда? – спросил Панарин.
– Да, – глухо, словно капля упала на стеклянный лист. Ярош смотрел ему прямо в глаза. – Собираешься осудить? Что ж, дело твое. Только не кажется ли тебе, что ты молод судить тех, кто стоял у истоков Проекта? И подумай сначала, что должен чувствовать ученый, осознавший, что оказался неспособным далее служить делу, которому отдал жизнь. Ученый, знавший, что он не… Но надеявшийся стать Эйнштейном. Увы, не получилось. Я чувствую себя бессильным сделать для Проекта что-либо еще.
Он кивнул и вышел с той же отрешенной торопливостью. Панарин оглянулся. Марина о чем-то оживленно расспрашивала Кедрина, Кедрин отвечал коротко, осторожно взвешивая каждое слово. В непроницаемой черноте искрились звезды, похожие на золотые шарики репейника – проектор никто не выключил – и Ойкумену окружала ажурная синяя сфера, Сфера Доступности. Тюремная решетка. Панарин подошел и нажал клавишу. Стереоэкран погас.
– Тим, иди-ка сюда, – позвал Кедрин. (Панарин не спеша подошел.) Ну что же, как бы там ни было, а полигоны пока продолжают существовать, и наша работа тоже. Так что иди осваивай свой кабинет. С репортером Глобовидения вы, я вижу, уже знакомы. Тем лучше.
– Зачем я прилетела, он уже знает, – Марина улыбнулась немыслимо обаятельно, но тут же Панарин увидел мелькнувшее в ее глазах изумление – Кедрин хмуро смотрел сквозь нее, как сквозь оконное стекло. Впрочем, она тут же овладела собой.
– Тим, окажешь всяческое содействие. Разрешение на право участия в испытательном полете у Марины Степановны есть. Подбери подходящий рейс.
– Только не «потемкинский», учтите, – сказала Марина. – Я женщина информированная.
– Слухи значительно преувеличены, – сказал Кедрин. – Это было всего один раз.