Немногие возвратившиеся
Шрифт:
А теперь, лежа на снегу, я был вынужден признать, что существует нечто более сильное, чем смерть. Уже много людей погибло. Они умирали один за другим: десять... сто... тысяча...
Человек может умереть только один раз. Он не может умирать бесконечно... Конечно, если он человек.
* * *
Я не собираюсь оправдываться и отлично понимаю, что той ночью мной владел эгоизм. Кстати, после решения позаботиться о себе мне почему-то стало труднее молиться. Но тем не менее я уверен, что выжил в Арбузове лишь благодаря этому, пусть и эгоистичному решению. И впоследствии, когда мы были уже далеко,
Все происходит так, как угодно Провидению, которое в дни великих испытаний ведет людей за руки, словно они малые дети.
В конце концов, я заснул.
Через несколько часов я снова проснулся. Зубы привычно стучали, и я весь дрожал от холода. Окружавшие меня товарищи, хотя и были до крайности усталыми, тоже не могли больше спать. Я разговорился с лежавшим рядом со мной солдатом, беспокойно ворочавшимся на колючей постели. Он оказался довольно образованным парнем. А поскольку он счел меня простым солдатом, мы беседовали на равных, и оба получили удовольствие от беседы.
Ледяной ветер свистел в непроглядной тьме над головами. Зимняя ночь казалась бесконечной. Я снова уснул.
Перед рассветом меня разбудил громкий вопль: "Русские!.. Идут русские!" Все здоровые солдаты - а таких за ночь подошло сюда около сотни вскочили на ноги и бестолково заметались. Я начал быстро обуваться. Один из четырех носков куда-то запропастился, и я, чертыхаясь, натянул три оставшихся (когда я впоследствии рассмотрел их внимательнее, оказалось, что они все разные и все не мои). К тому же носки были без пяток, поэтому, натянув ботинки, я почувствовал, как мои несчастные пятки прикоснулись к заледеневшей внутренней поверхности ботинок, и содрогнулся. Кое-как обувшись, я взял мушкет и попытался разобраться, что происходит. По дороге я вспомнил о двух гранатах, которые предусмотрительно положил в карманы, и проверил их наличие. Они были в порядке.
В конце концов я понял, что тревога оказалась ложной.
Было темно. Я направился вниз, в деревню. Серые фигуры бродили между избами, вповалку скорчились на снегу. Живые и мертвые ждали рассвета. И он не замедлил явиться. Я поспешил к лазарету, вокруг которого лежали раненые. Мысль о них не давала мне ночью покоя.
* * *
Лежащих людей, укрытых одеялами, шинелями и непонятным тряпьем, теперь покрывал слой выпавшего за ночь снега. В некоторых местах он был уже нарушен, потому что люди под ним шевелились, некоторые даже вставали. Но кое-где он остался девственно чистым и никем не потревоженным. Произошло именно то, чего я опасался. За ночь многие раненые замерзли, превратившись в безжизненные льдышки.
Я сбросил снег с одного из людей и приподнял одеяло. На меня смотрело чуть тронутое желтизной мертвое лицо. Я вспомнил этого человека! Он был ранен в живот. Парня наспех перебинтовали, но тот, кто оказывал ему первую помощь, даже не позаботился поправить на бедолаге одежды. Его живот и сейчас был голым. Не в силах пошевелиться, несчастный замерз...
Я принялся стаскивать одеяла и шинели с трупов, чтобы укрыть живых. К сожалению, топчущиеся здесь же солдаты не стремились прийти на помощь, несмотря на мой вполне определенный приказ. И только после того, как я пригрозил пистолетом, солдаты нехотя подчинились.
Мне
Затем я решил, что следует получше организовать процесс раздачи питьевой воды. Несколько солдат проявили инициативу и уже носили воду страждущим. Я подключил к делу еще людей, через очень короткое время проблема с питьевой водой была полностью решена.
Я тоже разносил воду лежачим, стараясь напоить каждого из маленькой металлической кружки. Она была настолько холодной, что губы прилипали к металлу. Повсюду мечущиеся в бреду люди требовали дать им воды. Я останавливался возле каждого и осторожно поил полумертвых солдат. Кроме того, я всем говорил, что колонны танков и прочей техники уже на подходе, что совсем скоро подойдут грузовики и заберут всех в госпиталь.
Как они ждали! Как искренне они надеялись! Сколько их умерло с этой надеждой в сердце! Но техника так никогда и не подошла.
Напоследок я собрал валявшуюся на снегу солому и укрыл ею раненых. После чего снова отправился в деревню.
Глава 11.
22-24 декабря
Тяжелые орудия противника снова начали обстрел.
Я смутно помню то утро. Кажется, я долго бродил по деревне. Сначала я искал что-нибудь поесть, затем прятался от обстрела. Поднявшись по склону, я, к немалому удивлению, обнаружил брошенную "альфа-ромео", принадлежащую генералу X. Внутри я нашел баночку совершенно замороженных мясных консервов, которую тут же с кем-то разделил, правда, не помню с кем.
Сверху мне было хорошо видно, как внизу в деревне немцы периодически строились в колонны, которые через некоторое время распадались, и никто никуда не двигался. Что же происходит?
Помаявшись без какой бы то ни было информации, я подошел к одному из немцев с вопросом, когда придут танки. Его ответ был кратким, но чересчур понятным: "Нет бензина".
В тот день я был очевидцем необыкновенно упорной и очень успешной атаки "катюш". Каждые двадцать - тридцать минут раздавался характерный свист, за которым следовали взрывы.
Многие избы в Арбузове горели. И так продолжалось весь день.
Только к вечеру мы получили небольшую передышку. Несколько раз в небе над нашими головами появлялись немецкие самолеты, сбрасывавшие на парашютах всевозможные припасы. Каждый самолет сбрасывал по шесть тюков, имевших форму снаряда, затем делал круг над долиной и улетал. Мы жадно следили за чужеземными "птицами". Их очертания и окраска казались странными, чужими. Равно как и форменная одежда немецких солдат. Но, по крайней мере, они приносили с собой какую-то надежду, поэтому мы восторженно приветствовали их появление и всегда с нетерпением ждали. Немцы выпускали им навстречу сигнальные ракеты, но, я думаю, больше, чтобы выразить свою радость, чем по необходимости. Кроме припасов, с самолетов сбрасывали бочки с горючим.