Ненаместные
Шрифт:
А еще он в тот холодный осенний день пришел биться в летних шортах, чтобы все видели - уж он-то не жульничал и ни на секунду не терял контроля. Его ноги оставались полностью человеческими, обычными худыми мальчишескими ногами с острыми коленками, даже когда хлынула вишневая кровь. Данга держал своего зверя куда крепче многих взрослых, и продемонстрировал свое искусство всем желающим. И это Бинка тоже очень ясно запомнила.
Иногда Данга ее пугал.
Немножко.
Хотя она никогда бы себе в этом не призналась.
Когда она ударила
Это оказалось так... легко. Взмах - и течет струйкой алый ручеек из рассеченной брови. Вовсе не слабо. Она - может. Такое окрыляющее чувство, и она ждала одобрения - классно же вышло! Красиво! Изящно! Точно!
И стая одобрила: кто-то присвистнул, кто-то заулюлюкал, Буур полез за деньгами... Ее воспринимали, как бойца: от одной мысли петь хотелось.
Но потом она заметила, что у Умарса лицо стало такое же бледное, как у Данги, когда тот прижимал к боку окровавленную футболку. И кровь, много крови... Противно засосало под ложечкой. Чистая радость вдруг загорчила, превращаясь во что-то другое...
Данга встал рядом с опозоренным котенком, а на Бинку даже не взглянул. И Бинка едва удержалась от того, чтобы крикнуть, предупредить - лишь потому, что верила, что Данга всегда сильнее.
И котенок слишком жалкий, чтобы броситься, целясь когтями в лицо.
Данга защищал ее, хотя она не просила. Но обижаться на него за это было бы слишком... по-девчачьи. Вожак всегда защищает, на то он и вожак. Вместо этого она встала с ним плечом к плечу, признавая, что сделала большую глупость.
И согласилась с его дурацким планом. Хотя... ну какой может быть вожак, если не Данга?
Она не решилась этого сказать. Потому что была виновата в его падении.
Бинка вообще все портила. Сама по себе. Ее родители развелись, когда ей было два - из-за нее; ее сестры знать ее не хотели из-за того, что она получилось такой вот... неудачной. Летягой. И мама...
Из нее не выйдет ни хорошей Белки, ни хорошей женщины, вот так.
Бинке много раз говорили, что ей нельзя заводить семью. Чтобы таких же уродов не плодить. И вообще никто ее такую замуж не возьмет. Никогда.
Мама хотела сдать ее в Дом Хвостатых, когда она родилась. Но отец забрал Бинку и вернулся в дом своей матери, отказавшись ее отдавать и доказав, что это хоть и редкая, но нормальная трансформация, которая встречается в его роду. Потом был долгий и болезненный бракоразводный процесс: утверждая, что отец перед свадьбой скрыл от нее родовой Хвост, мама тянула время и просила все больше и больше денег.
Конечно, Бинка не помнила, но сестры с удовольствием расписывали происходившее в красках.
Они остались с матерью, и в короткие встречи демонстрировали самую настоящую родственную ненависть. А что еще ожидать, если встречались они в основном на поминках и, гораздо реже, на свадьбах?
Данга сказал однажды, что это малая цена, которую стоит заплатить за возможность летать. Бинка так не считала, вряд ли он смог бы понять. У него были родители,
Но все равно, Бинка была ему искренне благодарна за неподдельное восхищение ее трансформацией. Он вожак, и это многое значило. В стае Бинку никто никогда не дразнил, и это было единственное место, где она не боялась дать себе волю.
Благодаря ей и только ей у стаи была база на небольшом островке посреди реки. Туда никто не мог добраться без помощи Бинки и мотка веревки, нужного, чтобы Данга спустил по нему стальной трос, а потом, когда с обеих сторон завязывались узлы и проверялись крепления, стая спускалась, как по канатной дороге с помощью натасканных на стройке арматурин - "коромысел". Другие стаи за глаза звали их "стая Хрен-камня" из-за торчащего посреди их островка-убежища высокого обломка скалы, хорошенько обтесанного ветром.
– Умарс! Я реально извиниться хочу!
– Нетерпеливо рявкнул Данга, нагоняя котенка уже у самой реки, - Вот ведь трусливая кошатина!
Он запыхался: все-таки они гнали Умарса к реке полчаса, кто же знал, что он так припустит. Раньше за ним такой резвости не водилось, он всегда покорно ждал. Жабы не приспособлены к долгой погоне; белки, впрочем, тоже не особо.
– Я не стукач, - коротко бросил Умарс, - но хватит с меня.
Он снял рюкзак и сунул руку в передний карман - похоже, за телефоном.
Данга протянул вперед пустые ладони и склонил голову.
– Сдалось нам тебя бить, - насмешливо фыркнул он, - тоже мне, цаца. Бинка лажанула, да, было дело. Вечно будешь припоминать свою царапину? Она попросит прощения. Прямо сейчас.
Царапина... не такая уж и царапина. Сейчас, глядя на дело ног своих, Бинка очень хотела извиниться. Искренне. Данга был прав: достаточно было небольшой ошибки, ее ли, Умарса, чтобы парень остался без глаза, а ее отвели за ручку в суд.
– Мне...
– сглотнула она, в красках представив, как на ее запястьях защелкиваются наручники, а со скамьи потерпевшего на это таращится пустой глазницей Умарс, а второй, здоровый глаз, горит окосовским зеленым, - жаль. Правда.
– И?
– Опасливо спросил Умарс, даже попятившись немного, - что вам от меня надо-то? Нужна груша для другого спора? Я набираю брата.
Данга не пошевелился. Все та же склоненная голова и пустые ладони. Он был чуть ниже Умарса, но раньше Бинка этого не замечала. А теперь видела ясно, потому что Данга хотел показаться ниже.
– Набирай.
– Это шутка такая?
– Нет. Ты прав. Мы ударили, и мы извиняемся, и только ты можешь решить - принимать ли извинения, - и, совсем чуть-чуть жалостливо, - но, может, не надо? Или хотя бы пусть твой брат убьет меня, а про Бинку молчок, лады?