Ненависть и ничего, кроме любви
Шрифт:
Не могу восстановить дыхание, и сердца ритм усмирить не получается. Из головы улетучились все мысли, оставив лишь эйфорию. Чувствую, как бешено стучит сердце Марка. Находясь в тисках его рук едва могу вдохнуть, но не отстраняюсь, потому что лежать в его объятиях, чувствовать его тело, его руки на себе — неописуемое блаженство. И хочется пролежать так всю жизнь.
— Я тебя люблю, — вдруг произносит Марк тихо, и я перестаю дышать вовсе, — слышишь? — спрашивает, когда не дожидается ответа, а я впервые с
Он чуть отстраняется и облокачивается на многочисленные подушки, подтягивая меня к своей груди. От столь неожиданных слов меня начинает немного потряхивать, становится стыдно и некомфортно, и я даже прижимаю к груди одеяло, что вызывает у Марка теплую улыбку. Его глаза смотрят с такой нежностью, что у меня душа ноет. Он протягивает ладонь и проводит пальцами по лицу, очерчивая скулы и щеки, а я льну к его ладони, как котенок, наслаждаясь этой незначительной лаской. Разве может быть так хорошо?
Укладываю голову на его грудь, и так мы лежим, в молчании, слушая биение сердец и шум дыхания. За окном начинает темнеть и только это вынуждает меня шевелиться.
— Мне нужно домой, — тихо говорю я, все еще прижимаясь к Марку, пока он выводит пальцами круги на моей спине.
— Оставайся, — и он не предлагает — он просит, склоняется и касается мягкими губами обнаженного плеча, — оставайся, — повторяет он шепотом.
Как велик соблазн!
— Не могу, — заставляю себя произнести эти слова, — папа будет волноваться, — это действительно так.
— Скажи, что ночуешь у Иры, — говорит Марк, поглаживая пальцами место поцелуя.
— Я не могу ночевать у нее через день. Это вызовет подозрения.
— Скажи ему правду. Скажи, что ночуешь у меня.
Его слова вызывают у меня улыбку.
— Это вызовет много ненужных вопросов.
— Я не хочу тебя отпускать, — вдруг говорит он, и я готова сдаться в ту же секунду.
Все во мне просит послушать его, кроме разума — он как дьявол на плече заставляет меня думать, вспоминать, и именно он заставляет отстраниться и сказать то, что, должно быть, сильнее прочего ударит по Марку.
— Уже поздно, я поеду домой. Пришлю тебе график в сообщении, а ты внесешь свои замечания, если они будут. И прошу тебя больше не делать так, как ты поступил сегодня. У меня есть своя жизнь и я не могу бежать к тебе по твоему желанию. Помни, что у нас свободные отношения, а не контракт на безвозмездные услуги, и я тоже имею право голоса.
Глава 24
Едем в полнейшей тишине. Марк настоял на том, что довезет до дома, хотя я активно отказывалась от столь сомнительной инициативы. И не зря — с тех пор, как я встала с постели он не произнес ни слова, и эта гнетущая тишина давит мне на нервы.
— Так и будем молчать? — пробую заговорить я, но когда в ответ слышу лишь его шумные
— Вера, я только пытаюсь не сказать ничего лишнего, — вдруг оживает Марк.
— О, ну наконец! Я уж думала ты окаменел!
— Я тоже не понимаю таких отношений, — жмет плечами Марк, — но вынужден быть их участником.
— Я свои условия сразу озвучила, — напоминаю я, — ты мог отказаться.
— Если бы я мог, — усмехается Марк как-то грустно, и его слова меня озадачивают.
— Что это значит?
— Я не раз говорил, — отвечает он, чем злит меня еще сильнее.
Почему нельзя прямо ответить на вопрос и не загадывать загадки? Хотя, в принципе, я догадываюсь, о чем он говорит.
— Если речь идет о твоих признаниях…
— Которые ты не разделяешь, — он не дает мне закончить.
— Ты не можешь обижаться на меня за то, что я не отвечаю взаимностью на твою любовь, — однозначно заявляю я.
Такому самомнению, как у него позавидовать можно. Всю школьную жизнь мою превратил в ад, потом признался в том, что, оказывается, любил все это время, и думает, что меня это должно поразить до глубины души? Облагодетельствовал — ничего не скажешь. Еще и свято верил, что я должна ему в ответной любви клясться?
— Справедливо, — неожиданно соглашается Марк, чем сильно меня удивляет.
Я-то ожидала монолога на тему «люби меня, люби», а тут так просто.
— Вера, — зовет он и замолкает, но я терпеливо жду продолжения, поэтому, подумав с минуту, Марк произносит, — ты рассказывала, что у тебя был кто-то до меня. Один раз, помнишь?
— Разумеется, — отвечаю, не совсем понимая к чему он ведет.
— Но в то утро на простыни, — он вдруг осекается, словно ему неудобно говорить со мной об этом, — как… Как такое возможно?
— Видимо, тот первый был не так ловок, как ты, — отвечаю я без энтузиазма, не желая развивать эту тему дальше. Ничего, кроме отвращения и дрожи она у меня не вызывает.
— Если тебе есть, что рассказать, — давит Марк, выводя меня из себя, — расскажи.
— Мне абсолютно нечего сказать! — слишком резко обрываю его я.
Почему мужчины не чувствую той грани, когда надо остановиться и не лезть в душу? Но, кажется, Марк смиряется с моим ответом, потому что больше эту тему не поднимает.
Когда мы приезжаем к моему дому, он впервые выходит из машины вместе со мной, и не смотря на мой протест и предостерегающий взгляд все же доводит меня до подъезда и целует на прощание, хотя знает же, что я против таких выходок на людях. Но прежде чем успевает получить порцию недовольства, отстраняется, улыбаясь бросает мне «до встречи, злючка», и уходит, оставив в растерянности.