Ненависть и ничего, кроме любви
Шрифт:
— Спасибо за такие правильные, — делая акцент на последнем слове, говорю я, — слова. Ваше, — и снова акцент, — мнение для меня крайне важно, в особенности Толика.
— Вера, — предостерегающе тянет мама.
— Ты не звонила мне два месяца, — едва сдерживаясь, пытаюсь говорить спокойно, — и даже сегодня, в мой день рождения решила поздравить меня каждым словом намекая на мое принятие твоего хахаля? Ты два месяца ждала для того, чтобы именно это мне сказать?
— Вера, это всего лишь пожелание матери для дочери. Ты и тут пытаешься
— Особенно Толя, — не удерживаюсь от сарказма.
— Вера он постоянно спрашивает, когда ты вернешься жить к нам, — у меня дрожь по телу проходит от ее слов, — я думаю, что после окончания института…
— Никогда! — грубо перебиваю я, — никогда, слышишь? Никогда я не вернусь в дом, где живет твой Толик!
— Верочка, неужели даже сейчас твое мнение не изменилось? Неужели ты не осознаешь, как неправильно вела себя? И несмотря на это Толя все забыл, и лишь хочет подружиться со мной!
— Передай этой скотине, — рычу сквозь зубы, потому что спазм не дает челюсти раскрыться, — чтобы забыл даже мое имя. А если не поменяешь свое решение, то и ты забудь!
Не дожидаясь ее ответа завершаю вызов и отбрасываю телефон подальше. Боже, да что же это такое? Успокойся, Вера! Это все в прошлом, все прошло. Пытаюсь уговорить себя, одновременно подавляя приступ тошноты. Глубоко дышу и шумно сглатываю, зарываюсь пальцами в волосы и массирую кожу, сгребаю пряди в кулак и стягиваю, чтобы отвлечься.
Это работает, это помогает. Не сразу, но картины прошлого отступают, тошнота не прошла полностью, но стало лучше. Телефон звенит без устали, может даже мама перезвонить пытается, но мне уже все равно. Отвлекает громкий стук в дверь — это папа.
— Я не сплю, — кричу, давая своеобразное разрешение на вход.
Дверь распахивается, и сперва в комнату проникает букет разноцветных гербер, а следом проходит и папа.
— С днем рождения, дочь! — улыбается он, и я улыбаюсь в ответ, хотя получается это с трудом, и, может быть, даже криво.
— Спасибо! — тяну я, чтобы скрыть дрожь в голосе.
На мои колени ложатся цветы, а следом папа протягивает конверт.
— К своему стыду не знаю, что тебе подарить, но деньги ведь всегда считались хорошим подарком?
— Папа, это лишнее, букета вполне достаточно, — отвечаю я, — цветы очень красивые, — добавляю, когда вижу, что он в смятении от моего ответа.
— Еще вчера, кажется, забирал вас с мамой из роддома, — вдруг произносит он задумчиво, — а сегодня тебе двадцать два.
— Пап, давай не будем вспоминать все пеленки и распашонки, которые тебе пришлось мне поменять, — смеюсь я, и папа улыбается, правда, кажется, что грустно.
— Праздничный завтрак на столе.
— Уже иду.
Он выходит из комнаты, позволяя мне переодеться в домашнее, и лишь потом присоединиться к нему на кухне.
Пахнет ужасно аппетитно, и желудок сразу напоминает о себе, поэтому я не раздумывая сажусь за стол и кусочек за кусочком ем свой любимый омлет. Его только папа умеет готовить и всегда это делал именно он. Каким-то невероятным образом ему удавалось сочетать яйца, помидоры, жаренные сосиски и чеснок, соленые огурцы и сметану в потрясающе-вкусное блюдо.
Но, видимо, я ела слишком быстро, ведь в один момент тошнота, одолевавшая с маминого звонка, возвращается и с тройной силой бьет по моему желудку. Едва успеваю добежать до туалета, где и оказывается весь вкуснейший папин омлет. Желудок вывернуло наизнанку, и спазмы еще продолжаются.
Все это время папа стоит позади. Я чувствую его присутствие и уже наперед предугадываю вопрос, который он задаст. И едва выхожу из туалета, сразу же слышу:
— Вера, а ты, часом, не беременна? — спрашивает и еще следует по пятам, стоит над душой, пока я умываюсь и пытаюсь отдышаться.
— Нет, пап, — наконец отвечаю я, чтобы не терзать родителя в ожидании, — я не беременна, можешь не волноваться.
Он кивает, но все еще с подозрением смотрит.
— У меня так бывает по утрам, когда голодная и быстро съедаю что-нибудь, — снова кивает, но все еще стоит, будто хочет что-то сказать, но не решается.
— Пап, я знаю, что такое контрацепция, не волнуйся.
Кажется, именно это заверение подействовало. Папа кивает и, наконец, уходит на кухню. Черт, давно такого не случалось, все из-за этого Толика! Даже на расстоянии мне жизнь отравляет! В последний раз меня так тошнило в тот день, когда решила, что буду жить с отцом и вот снова.
Принимаю контрастный душ, чтобы снизить давление и дважды чищу зубы. И я давно не взвешивалась. С таким графиком напрочь забыла о своем ритуале. Встаю на весы и к счастью вес стабилен, но, когда возвращаюсь в свою комнату, с недоумением вижу в зеркале не радующую картину. Ноги толстые, живот выпирает, и руки, кажется, тоже поправились. Но как же так? Получается, что нужно еще худеть, ведь отражение в зеркале не радует даже при том весе, который обычно меня устраивал. Хорошенький сюрприз на день рождения!
Слышала я, что утро добрым не бывает, но сегодняшнее бьет все рекорды. Наскоро собираюсь в институт, явно опаздывая из-за утреннего происшествия, поэтому решаю набрать Димку — он-то, конечно же, вообще никуда не спешит, и наверняка еще не уехал.
— С днюхой! — орет друг в трубку, едва вызов становится активным.
— Спасибо! — быстро благодарю я, и перехожу к главному, — Дим, не в службу, а в дружбу, довезешь до института?
— О чем разговор, именинница. Выхожу минут через пять, или тебя ждать надо?