Ненависть к тюльпанам
Шрифт:
— Близнецы, конечно, не уродцы, рождённые без рук и без ног, но ты также не можешь сказать, что они на сто процентов обычные дети. Они — твои кровные братья! То, как мы выглядим, цвет наших глаз, форма наших ладоней, наши способности, всё это достаётся нам от родителей. Люди получают свою индивидуальность через кровь, и таким образом создаются нации. Ты никогда не должен подводить свою кровь!
— Разве это не то же самое, что говорят немцы?
— Немцы не дураки! Ты просто погляди вокруг себя! В одних семьях каждый способен петь, в других — никто не может воспроизвести мелодию. В некоторых семьях никто
— Моя не любит!
— Твоя — полюбит!
Однако не многое из сказанного дядей в этот день повлияло на моё самостоятельное открытие — близнецы обладали тайным пониманием друг друга!
Разумеется, я беседовал обо всём этом с моими школьными друзьями.
Я говорил им:
— Близнецы ненавидят меня, потому что они вынуждены разделять со мной свою мать! К тому же, они очень сообразительные и имеют власть, которой нет у обычных людей!
— Какую такую власть?
— Например, разбивать чайные чашки, не прикасаясь к ним! Одна старуха видела такое, я сам слышал, как она рассказывала!
Дядя Франс присоединился к голландским нацистам и надел нарукавную повязку с надписью NSB [1] .
— Плохие или хорошие, — говорил он, — но наступают великие времена! Настоящая история!
— История не приносит ничего, кроме неприятностей, — отвечал мой отец. — Мне это не нравится!
— Ты думаешь, историю волнует — нравится ли она тебе?
— Проваливай к чертям вместе со своей историей!
Было странно слушать их разговоры. Я чувствовал кровную связь с ними обоими и осознавал свою несправедливость к отцу, не знавшему о наших с дядей Франсом беседах.
1
NSB — Nationaal-Socialistische Beweging — национал-социалистическая политическая партия голландских фашистов.
У дяди Франса бывали некоторые здравые мысли. Он читал газеты и размышлял о разных вещах. Однако я был рад, что последнее слово оставалось за моим отцом.
И к тому же, дядя Франс оказался неправ: Гитлер не продолжил наступление на Восток.
Ранним утром ещё одного солнечного дня, 10 мая 1940 года, германские войска вошли в Голландию. И по земле, и по воздуху.
После нескольких дней ожесточённых сражений и бомбардировок разрушенный до основания Роттердам сдался. Голландское правительство капитулировало, чтобы избежать повторения подобных страданий во множестве других мест. Немцы быстро распространились по всей стране и установили повсюду свои собственные уличные знаки, чёрные и жёлтые. Королева укрылась в Англии, в тех же местах, куда уехал еврей из моей школы.
Раньше это казалось невероятным! Как может Королева покинуть свою страну?! Всё равно, как если бы собственная мать сбежала от нас прочь!..
Однако война превращала невероятные события в реальность настолько часто, что они становились обычными явлениями. Подобно массовой гибели
6
Всего неожиданнее оказалось столь вежливое поведение немецких солдат, что нельзя было требовать от них большего. Они уступали пожилым людям места в трамваях, полностью оплачивали все свои покупки в магазинах, ни на кого не повышали голос.
Голландские девушки начали гулять с ними, хотя многим людям это не нравилось. Появилось гораздо больше возможностей для работы, у населения прибавилось денег.
Дядя Франс сказал, что немцы демонстрируют нам ту прекрасную жизнь, которую Гитлер обеспечил для них после Великой Депрессии и хочет сделать то же самое для голландцев.
Все мальчишки были обеспокоены вероятной отменой из-за войны очередных Олимпийских игр.
— Как жаль! Ведь Голландия выступила совсем неплохо на прошлой Олимпиаде в Берлине!
— Тинус Озендарп был лишь на две десятых секунды позади Джесси Оуэнса в финале стометровки!
— Подумать только — какие-то две десятых!
— А в забеге на 200 метров отстал от него всего на шесть десятых!
— А кроме того, мы ведь победили в двух самых голландских спортивных видах — в велосипедных гонках и в парусной регате!
В плавании вольным стилем Рия Мастенброк завоевала золото, чем мы также гордились, хотя, конечно же, это больше касалось девчонок.
В школе у меня был закадычный дружок, Кийс. Все плохие поступки мы совершали вместе: курили, плевались, сквернословили.
— Как могут навредить немцы детям? — спросил я его.
— Как только им вздумается!
— А могут ли дети навредить немцам?
— Это интересный вопрос! — сказал Кийс. — Нам следует хорошенько подумать об этом!
У меня всегда были наготове интересные вопросы. Кийс же был гораздо смелее. Даже когда он попадался на своих проделках, его можно было заставить плакать, но никогда — просить прощения.
Жёсткие белокурые волосы и такого же цвета брови делали его глаза похожими на кусочки голубого мрамора.
— Мы могли бы насыпать песок в их бензобаки, — сказал я ему по дороге в порт, куда мы пробирались узкими улочками. — Я читал о таком случае!
Кийс молча улыбнулся в ответ.
Мы вышли на центральную улицу Дамрак, вблизи порта, чтобы оглядеться вокруг.
Транспортный поток, в основном, составляли немецкие военные грузовики. Легковых автомобилей было совсем мало, но всё ещё много велосипедов, которые пока не были реквизированы. И продолжали ходить трамваи.
Скопление немецких грузовиков образовалось у железнодорожного вокзала: одни — с работающими двигателями, другие — с заглушёнными. Немецкие солдаты — преимущественно молодые — стояли вокруг, курили, беседовали. Они радовались своей лёгкой победе и не обращали на нас внимания. Если же кто-либо из них смотрел в нашу сторону, то мы улыбались в притворном восхищении их униформой и вооружением.
Нам удалось проскользнуть между рядами грузовиков. Желтоватая весенняя грязь налипла на их колёсах, которые были почти такой же высоты, как мы сами. Крышки бензобаков не выглядели легко открывавшимися.