Неоцен настоящий. 10 миллионов лет спустя
Шрифт:
Не стало, раз и навсегда, Берингова пролива и Гибралтарского пролива,
Мадагаскар и Малая Африка столкнулись между собой, образовав единый
массив твёрдой земли. На месте бывших проливов вначале была
тектоническая катастрофа, смертоносный вулканизм процветает там и по сей
день, как в Андах. Закрытие Берингова пролива сделало Северный
Ледовитый океан на треть меньше, чем он был, заставив его воды под не
тающим круглый год
ледники в мире неоцена идут в северном полушарии до широты Краснодара и
Тамани, а на юге, до широт Новой Зеландии. Тропического климата, столь
любимого многими «реконструкторами» будущего, нет и уже не будет с
учётом возрастающей тенденции к усилению ледниковых особенностей климата
с самого плиоцена, то есть, за последние 5 миллионов лет.
Что же это означает для неоценовых просторов и их суровых — иные там попросту
не выживут — обитателей? Смерть тропических болезней раз и навсегда!
Точка в этой древней истории, наконец-то, поставлена. Как и на кораллах,
мелких болотах. Вновь появятся около ледников тундростепи, а тундра
исчезнет совсем. Но сам климат, условия, погубят всё, что не сможет при
них обитать. И горы в плане разнообразия выживающих в суровых условиях
видов — тому прекрасный пример.
Гибралтарский хребет, овеваемый солёной влагой от обоих океанов, — Индийским через Единое Море и
Атлантическим — стал по причине влажности воплощение рая для солёных и
ежевичных деревьев, которые здесь вытеснили даже обычные для гор
терновые кустарниковые чащи. Новая, чуть меньшая ростом, чем на равнине,
версия ежевичного дерева, с более густой кроной и крепкими корнями
ежевика цепкая (Rubus tenax), покрыла собой все плодородные участки почв
в новых горах. Её всесильные на фоне всех растений неоцена корни
захватывают всю почву, мгновенно прорастая цельной сетью на выбранном
участке. Также она мобилизовала ресурс прежней ежевики — способность
размножаться зрелыми побегами. Ни одно крупное растение в истории не
умеет этого так хорошо, как этот горный пионер. Его эволюции
способствовала вулканическая активность, а, следовательно, обилие пепла.
плодородного вулканического пепла. А влажность климата в этих местах,
что есть единственная слабость ежевики, дало бывшему участнику лесной
жизни на равнинах не медлить и мгновенно освоить новую среду обитания.
Плоды горной ежевики стали чуть крупнее и жёстче, что позволяет животным
переносить их далеко-далеко, птицам — тоже. Это помогает вездесущему
кустарнику заселять
Моря и все скалы около них, где есть почва, уже во власти нового жильца.
Как и бывшие Альпы и места с возвышенностями. Единственное, что не даёт
внуку лесного потомка ежевики вытеснить отца, это чуть меньший рост и
нехватка животных-симбиотов. Рост не даёт прижиться на равнине — более
высокие кроны ежевичных равнинных деревьев — 4,5 метра вместе 3-3,5 у
горного потомка решают, кому именно достанется солнечный свет. А
общественные белки не любят горы в той степени, что равнины, и в горах
растение под большим давлением. Но оптимальный климат позволяет горной
ежевике процветать, в Гибралтарских горах, в частности. В отличие от
Берингова хребта, где климат куда суше и холоднее, и там терновые
деревья с сушильной травой доминируют.
Лишь на относительно каменистых частях гор ещё более-менее активно растёт серая и куда более
цепкая, чем на степных просторах, горная версия сушильной травы, серая
сушильная трава (Elytrigia repens griseo), и колючий, с ядовитой смолой
на основаниях чуть редуцированных длинных тонких шипов терн горный
(Prunus spinosa mons). Он тоже ниже, чем в равнинных лесах — 2-3 метра
до начала кроны и весь в колючках без «ствола» против 3-4 у равнинной
версии. Но шипы и яд — необходимость защиты против опасного обитателя
гор. Архарного мауса (Mus argali). Поедателя любой растительности
неоцена.
Это существо, размером с крупного волка, но с тёмно-серым мехом, густым и тёплым, как у архара из ушедшего в небытие голоцена,
самая настоящая опасность для терна и ежевики вместе взятых. Мощные
широкие лапы не боятся колючек и неровностей, а ещё он развил адаптации,
позволяющие ему есть любую растительность неоцена. Широкая морда мауса с
чёрными безжалостными глазами защищена роговыми крепкими пластинами,
почти как у панголина голоцена, но нередко зазубренные и гибкие, очень
прочные шипы терновых и ежевичных деревьев проткнули ротовую полость
даже голоценового жирафа и верблюда. Как же спасается от подобной участи
архаровый маус? Очень просто. Зубы его развились как настоящая
«мясорубка» для твёрдых частей растений, и он просто обкусывает все
шипы, защищённый от травм морды серыми лицевыми пластинами, а глаза
спасены могучим подобием полукруглых надбровных дуг. Чёрный глаз
находится как бы на дне серой грубой кожаной воронки, а при поедании