Неоконченная повесть
Шрифт:
В первые годы после революции дети рабочих принимались в высшие учебные заведения без экзаменов, по одному лишь аттестату зрелости. А у тех, кто еще и отслужил в Красной армии, были дополнительные льготы. Поэтому Шоэль без труда стал студентом Одесской медицинской академии. У него имелись веские причины учиться именно на врача. Начать с того, что Йоэль, шеилкин отец, служил когда-то по медицинской части. Да и сам Шоэль занимался в Красной армии ранеными. Ну и, естественно, не последнюю роль сыграла рекомендация Ханы.
В последнее время между Шоэлем и старым Шульбергом завязалась трогательная дружба. Шульберг чем-то напоминал Шоэлю отца. Приятный в общении человек, трудяга, Ицхак-Меир
Теперь Шоэль мог не заботиться о пропитании – в пекарне хлеб сам шел к нему в руки. К тому же больная нога пока не позволяла заниматься тяжелой работой. И вот свежеиспеченный булочник приступает к своим новым обязанностям: получает и взвешивает муку, соль, хлеб, ведет учет, выписывает счета. Работа хоть и не слишком тяжелая, но тоже требует головы на плечах. Слава Богу, трудиться парень умеет: это качество Шоэль унаследовал от отца. Он работает более чем успешно и постепенно завязывает с товарищами по работе дружеские отношения.
В письме к родителям Шеилка в шутливой форме отчитывается о своих одесских достижениях. И вот приходит ответ: вначале пишет Фейга, затем продолжает Йоэль, а в самом конце добавляет свои несколько строчек и сестричка Мирьям. Взволнованный Шоэль держит в руках письмо из родного городка, родины его предков, перечитывает полные тепла и сердечности строки. Родители зовут своего отколовшегося от семьи сына приехать летом домой. «Сколько можно скитаться?!» – сердится Фейга. Йоэль пишет, что дела идут неважно. Правда, поговаривают о какой-то новой экономической политике. Если это окажется правдой, то, по мнению Йоэля, столовую можно будет снова открыть. «Но потребуются помощники!» – многозначительно добавляет он. Свой голос подает и Мирьям, и вот что она пишет: «Шеилка, не забывай, что у тебя есть сестричка, а у нее – подруги, а у подруг – их подруги. Да и много других девушек в местечке, на любой вкус. Так что, давай, приезжай, будет весело!»
Ну, на этот раз Мирьям попала пальцем в небо. Что ему за дело до других девушек? Шоэль уже вытащил свой жребий, и свою двадцать первую весну он встречает в Одессе с Ханой.
Итак, весна, чернеет и тает снег, все больше голубеет небо. Подули свежие ветры – они несут надежду и обещают радость. Эти ветры приходят со стороны моря, рождаются меж волн, чтобы принести нам хорошие вести. А порой налетают степные ветры – такие же мощные, но сухие и пыльные. Мир пробуждается от зимней спячки, отряхивается, как вылезший из берлоги медведь – еще полусонный, но уже готовый к действию.
С праздником вас! Адар и нисан [98] шагают плечо к плечу! Открывается бесконечный простор, слышатся трубные звуки наступающей весны, начала жизни. Молодые чувства обострены, душа готова объять весь мир – от земли до самих небес! На лице играет беспричинная улыбка, ты готов петь и радоваться юности и счастью. Ты весел, как молодой необъезженный жеребец, мчащийся по степи. Жизнь бурлит в тебе, вскипает и выходит из берегов. Душа твоя распахнута миру, земной шар вращается под тобой – быстрее, шар, быстрее! – ты ускоряешь его инертное вращение своими нетерпеливыми ногами, устремляясь еще дальше – к золотой звезде. Потому что весна – смысл жизни! И в самом центре его – Шоэль и Она, его любовь.
98
Адар,
Мир исчез, он умолкает и теряется где-то за горизонтом, со всеми своими звуками и красками.
– Ты изменился в лице, Шеилка… Ты спал ночью?
– Нет, я не спал. Я не могу спать, когда Хана – перед глазами, когда она тянется ко мне и ресницы ее нежно подрагивают на моем лице…
– Смотри, Шеилка, ты не ешь, не пьешь и не спишь, и этому нет конца…
– Я ем и пью Хану, я сплю, когда просыпаюсь, я бодрствую, когда сплю, и нет покоя в душе моей…
В воскресенье с утра Шоэль спешит к Хане. Уже на лестнице он слышит ее голос: любимая что-то напевает. Услышав его шаги, она бросается открыть дверь, чтобы опередить свою мать.
– Сколько можно тебя ждать? Почему ты опаздываешь?
Но на самом-то деле он пришел вовремя, даже на десять минут раньше. Ну и что? Кажется, целая вечность прошла после их вчерашней встречи. В последнее время у Ханы вошло в привычку: если должен прийти Шоэль, она до его прихода не притрагивается к еде. Мать сердится: хотя бы стакан чая выпей! Но нет, ни в какую. Вот ведь упрямая какая – жизнь ей не в жизнь без этого Шоэля!
– А если не придет твой Шоэль? – в раздражении спрашивает мать. – С голоду помрешь?
– Я не голодна, мама! – успокаивает ее Хана своим мелодичным, звенящим от счастья голосом.
Она-то знает: придет Шоэль, непременно придет, никуда не денется. А вот и он, тут как тут. Хана готовит завтрак, в голове ее назойливо вертится смешной мотивчик, песенка об одесской свадьбе: «Ужасно шумно в доме Шнеерсона…» – затасканный шансон тех дней, шуточная грубоватая песня.
В доме пекаря Ицхак-Меира не умирают с голоду, но завтрак нынче довольно скромен: эрзац-кофе с молоком и хлеб. Хана выливает в стакан Шоэля почти все молоко, оставляет себе совсем чуть-чуть. Она не отходит от него, пока Шоэль не приканчивает весь свой завтрак. Софья Марковна кисло взирает на это безобразие. У нее ничего не осталось в жизни, кроме Ханеле. И вот она, того и гляди, уйдет к этому парню, у которого за душой ничего нет, кроме темных глаз и больной ноги. Боже, откуда он только взялся на нашу еврейскую голову?
Они кончают завтракать.
– Мамочка, мы уходим! – радостно говорит Хана.
Лицо ее светится. Она бросает на себя взгляд в зеркало: хороша ли? Хороша, еще как хороша, можно идти! Настала пора ее счастья. Весеннее утро, они идут по Херсонской улице. Куда идут? Что значит куда? Куда угодно! На восток, на запад, на север, на юг! Весь мир зовет их, в помощь им – попутные ветры со всех сторон, а из каждого окна выглядывает и подмигивает веселая Одесса-мама! Впрочем, нет, ветер, ты тут лишний – третий лишний. Найдут они и без тебя укромный уголок – много в Одессе удобных скамеек для тех, кого полюбила любовь. Впереди еще длинный-длинный день – до самой полуночи, но даже в полночь, когда Шоэль провожает Хану до дверей ее дома, день кажется им чересчур коротким. Влюбленные прощаются долго, отрываясь друг от друга так неохотно и мучительно, словно расстаются на десятилетия, а не на короткую весеннюю ночь. Души их поют в такт сияющим звездам.
Зато как печально на душе у бедной Софьи Марковны! Ворочаясь без сна в своей постели, она допоздна ждет дочку, прислушиваясь к звукам снаружи. Наконец слышится щелчок замка, дверь тихо приоткрывается, и Хана, стараясь не шуметь, снимает пальто и на цыпочках пробирается в свою комнату. Софья Марковна напрягает слух: так и есть – после долгого дня у дочки разыгрался хороший аппетит. Хана в момент проглатывает оставленную ей еду, затем быстро раздевается и ложится, не помня себя от счастья.